Наконец, вокруг него собрались все здоровые бойцы его батареи. Яков им объявил, что должен делать каждый из тех, кто оказался возле орудия, и как лучше наводить ствол зенитки в двух плоскостях. Он сообщил, что в случае смерти товарищей, они должны будут их заменить и отправил всех по рабочим местам.
Лейтенант рассказал заместителю всё, что узнал, когда прибыл на батарею, послал его проследить за наведением порядка, а сам потащился к соседям прожектористам.
Он связался с дежурным в штабе полка и доложил о результатах последнего боя. Зенитчик сказал о трёх сбитых и пяти повреждённых самолётах противника и о потере ещё одной трети бойцов. Затем, молча выслушал заклинания об держании вверенного им рубеже и, ничего не спросив, положил трубку на место.
«А чего тут ещё говорить? — размышлял лейтенант. — Сил на то, чтобы требовать подкрепление, нет, а как дела на нашей позиции, в штабе знают давно. Смогут прислать людей, снаряды и технику, простоим ещё какое-то время. Нет, значит, сделаем всё, что сумеем и погибнем здесь смертью храбрых». — Подивившись таким мрачным мыслям, парень подумал о том, что своим фатализмом он стал походить на майора Степана Сергеича, с которым плыл из Баку.
Кивнув капитану, Яков вышел из тесной землянки. Прожекторист удивлённо смотрел ему в след. Ведь у него на глазах, в течение короткого дня, восемнадцатилетний юнец превратился в бойца умудрённого жизненным опытом.
Лейтенант вернулся к своей батарее, спустился в низину и увидел две старых полуторки со знакомым уже старшиной. Вместе с ним приехало ещё одно отделение советских солдат.
В этот раз прибыли люди из разных частей, вроде тех, что собирал Степан Сергеевич по пути к речке Сухая Мечётка. Здесь оказались связисты, кавалеристы, пехотинцы и даже моряк Черноморского флота, невесть как оказавшийся в Сталинградских степях.
К радости парня, среди десятка солдат нашлось два пушкаря. Лейтенант объяснил им особенности зенитных орудий и распределил всех бойцов по расчётам. Затем, проследил за тем, как старшина раздаёт пищу и водку, сам немного поел и ощутил, что если сейчас он не ляжет, то просто рухнет на землю.
Яков еле поднялся с длинного ящика, на котором сидел, и поплёлся к жилью офицеров. Находясь в полусне, он дошёл до землянки, опустился на жёсткую койку и провалился во мрак.
Новый налёт начался в шесть утра. Зенитчик едва разлепил тяжёлые веки, доковылял до позиций и отдал приказ: «Беглый огонь!»
То, что было дальше, — прошло как бы мимо него. Нет, он не стоял столбом, а следил за обстановкой вокруг и отдавал нужные людям команды. Лейтенант заменил убитого пулей наводчика, что находился на соседнем орудии.
Пушка сделала несколько выстрелов, а потом рядом с ней взорвалась авиационная бомба. Острый осколок пробил «халхинголку» над ухом, рассёк кожу и мышцы и застрял в прочном черепе, чуть не дойдя до мозга зенитчика.
Получив удар в голову, Яков ощутил себя так, словно в правый висок вонзился клинок. Он лишился сознания, ничком упал на лафет и врезался козырьком металлической каски в настил колёсной платформы.
Ремешок тут же лопнул. Защитный убор скатился на землю и обломил тонкий кусок крупповской стали, застрявший в кости. Из разрезанных тканей хлынула кровь и залила всё лицо. Свалившегося на бок командира оттащили в сторонку. На его место сел ближайший боец, и орудие снова стало стрелять по фашистам.
К неподвижному лейтенанту подполз крепкий солдат с искалеченной взрывом правой ногой. Увидев, что кровь потихоньку течёт по щеке, красноармеец решил, что начальник ещё не погиб.
Он открыл медицинскую сумку с красным крестом на боку и достал из неё свежий бинт. Солдат разорвал упаковку из плотной бумаги и стал неумело перевязывать рану. Замотав череп Якова, боец уложил его на спину и без сил повалился возле него.
Им оставалось лишь ждать, когда закончиться бой и выжившие артиллеристы отнесут их в землянку. Хоть она и находиться рядом, но там, реже падают бомбы и не свистят пули вокруг.
Когда и как кончился бой, Яков не знал. Его сознание иногда поднималось из глубоких пучин забытья. Оно всплывало к поверхности, за которой виднелись контуры потустороннего мира, следило за суетой возле орудий, отмечало вспышки разрывов и самолёты с крестами, мелькавшие в небе. До него доносились какие-то звуки, дробящиеся наподобие эха в глубоком ущелье. Затем все картинки затягивало радужной пеленой, и они исчезали бесследно.
Очнулся он оттого, что его подняли несколько рук. Поддерживая голову Якова, его куда-то несли и осторожно укладывали на жёсткое ложе. По лицу потекла тёплая жидкость. Что-то попадало в щель между губ, и чтобы не захлебнуться, пришлось напрягать последние силы и глотать безвкусную воду.
Наконец, лейтенанта оставили в полном покое. Вокруг воцарилась благословенная тишь, лишь иногда нарушаемая, звучащей вдалеке канонадой. Стало темно и легко.