Рассказы, изданные на бумаге. Война. Книга 2

«Кто здесь устроил небывалый бардак? — рокотал чей-то внушительный голос. — Почему возле четырёх зенитных орудий всего двенадцать бойцов? Они что, до сих пор дрыхнут в землянках? Почему осыпались стенки окопов? Где командир батареи?»

Дверь в землянку широко распахнулась. К лежанке рванулись два запыхавшихся красноармейца. Они увидели, что Яков пытается встать и бросились ему помогать. Бойцы осторожно подняли лейтенанта с постели, надели на забинтованную голову парня пилотку, подхватили под руки и, держа его почти на весу, устремились наружу.

Оказавшись на ярком свету, Яков на время ослеп. Из глаз потекли обильные слёзы, а успокоившаяся боль в голове, вспыхнула с удивительной силой. Механически двигая ноги, парень стремился на звук грозного голоса и не мог толком понять, что происходит вокруг. Мысли зенитчика путались, в висках громко стучало, холодный пот тёк по лицу.

Кое-как сфокусировав зрение, Яков увидел перед спины нескольких молодых офицеров. За ними маячила большая фигура в генеральском мундире. Державшие лейтенанта под руки, солдаты остановились. Они убедились, что командир самостоятельно держится в вертикальной позиции и отошли на один шаг назад. Бойцы встали так, чтобы успеть его подхватить, если он упадёт.

Сообразив, что перед ним большое начальство, Яков весьма аккуратно поднял правую руку к пилотке. Он чуть покачнулся, но удержался на месте, проглотил сухой ком, застрявший в иссушенном горле, и, растягивая слова, хрипло сказал:

— Прибыл по вашему приказанию, товарищ генерал.

Высший офицер обернулся. Свита тотчас расступилась. Перед глазами комиссии оказался худой лейтенант, едва стоящий на слабых ногах. То ли пьяный, то ли сильно контуженный? Небрит со вчерашнего дня. Сильно потеет. Сквозь смуглую кожу проступает нездоровый румянец.

Форма новая, но очень мятая и грязная до такой сильной степени, словно молодой офицер валялся в пыли. Вместо уставной фуражки пилотка солдата, выгоревшая почти добела. Голова кое-как забинтована. Из-под слоёв серой марли торчат тёмные волосы с проседью.

Генерал хотел спросить насчёт царившего вокруг безобразия, но сначала решил кое-что уточнить.

— Давно здесь, лейтенант? — прорычал он, словно медведь.

— Сутки назад принял под своё руководство четыре орудия и шестнадцать артиллеристов, — сообщил запинавшийся Яков. — За истекший период батарея отразила пять воздушных атак. Сбила четырнадцать и повредила более двадцати самолётов. Отбросила нападенье пехоты и танков. Сожгла пятнадцать бронемашин, семь бронетранспортёров и тринадцать грузовиков. Уничтожила до роты живой силы противника.

Услышав впечатляющий список побед, генерал чуть смягчился и спросил более уравновешенным тоном:

— За последние сутки к вам было послано семьдесят два пехотинца. Почему до сих пор не выставлено боевое охранение вокруг?

Совершенно спокойный зенитчик вспомнил, что слышал, как генерал назвал цифру двенадцать. Парень прибавил к ней двух крепких бойцов, которые его сюда привели, и с печалью отметил, что это все, кто сейчас может стоять на ногах. Он опустил руку от пропотевшей пилотки и доложил:

— Четырнадцать пехотинцев обслуживают четыре орудия. Остальные пятьдесят шесть человек и все артиллеристы, которые здесь были сутки назад, — он сделал ударение на последних словах, — находятся там.

Парень показал на импровизированное «батарейное» кладбище, лежащее в сотне метров от главных позиций. Члены высокой комиссия посмотрели в указанном им направлении. Вместо землянок, которые ожидали увидеть, они наткнулась взглядом на длинный ряд могильных досок, изготовленных из ящиков для зенитных снарядных. Они торчали из свежих холмиков пыльной земли и сияли своей новизной.

— За истекшие сутки, — продолжал монотонно рассказывать Яков, — было много раненных и убитых фашистами. Вследствие этого, состав орудийных расчетов сменился, как минимум, дважды. Для удержания данной позиции требуется пополнение, состоящее из шестнадцати артиллеристов и взвода пехоты.

Генерал с интересом взглянул на летёху, который посмел дать ему указание. Он скользнул взглядом по измождённой физиономии парня, но вместо того, чтобы прикрикнуть на молодого нахала, внезапно спросил:

— Как ваша фамилия?

— Лейтенант Малинин! — отрапортовал «качающийся на ветру» доходяга.

— Яков, это ты? — удивился седой генерал.

Усилием воли парень разогнал серый туман, застилавший глаза. Он присмотрелся к начальнику и узнал в нём бывшего комиссара Бакинского войскового училища, которое успешно окончил месяц назад.

— Так точно! — сказал лейтенант и тихо добавил: — Здравствуйте, Пётр Андреевич.

Лишь после этого генерал убедился, что перед ним еле стоит его недавний студент. Один из лучших курсантов того большого потока, который он вёл до отправки на фронт в мае 42-го.

Генерал повернулся к своей крупной свите, ткнул пальцем в офицера с петлицами артиллериста и приказал:

— Товарищ капитан, примете у лейтенанта батарею зенитных орудий.

Штабной порученец вдруг побледнел, словно свежевыпавший снег, и с трудом произнёс:

— Слушаюсь!