— Вы должны искать Тошико! У вас есть свой участок поисков! Вы посмели ослушаться приказа, негодяй?!
— Простите дерзкого, Сэки-сан!
Я бухнулся на колени, ткнулся лбом в грязь. Поднял лицо, чтобы грязь не съела мои слова:
— Да, я не ищу Тошико!
— У вас, как обычно, есть оправдание вашей дерзости?
— Есть, Сэки-сан! Я не ищу Тошико, потому что я её уже нашёл!
— Нашли? Где?
— В доме, где мы остановились. Она пряталась в погребе.
— Похвально, Рэйден-сан. Хорошая работа. Зря я назвал вас негодяем. Встаньте, здесь грязно. Но почему вы прибежали ко мне? Почему не к инспектору Куросаве? И где, кстати, Тошико?
Я встал:
— Всё там же, в доме.
— Вы с ума сошли! Она же опять сбежит!
— Не сбежит. Она дала обещание.
— Нет, вы всё-таки негодяй. Трижды и четырежды!
Я упал на колени. Так мне было как-то привычнее.
— Я оставил своего слугу сторожить её.
— Четырежды беру обратно. Дважды и трижды. И вы, значит, побежали ко мне?
— К вам, Сэки-сан! Вы мой господин, к кому мне ещё бежать? Как хорошо, что вы хромаете! Иначе я бы не успел перехватить вас до общей встречи.
— Я ценю ваше рвение и преданность, — с непередаваемым сарказмом произнёс старший дознаватель. — Теперь нам следует оповестить всех, чтобы возвращались. В первую очередь мы уведомим инспектора.
— Не надо инспектора, Сэки-сан! Не надо всех. Мой долг — поведать вам, как своему господину, нечто важное! С глазу на глаз, прошу вас! А потом вы сами решите, чем из этого делиться с остальными.
Я огляделся. Слуга господина Сэки стоял, прислонившись к дереву шагах в двадцати от нас. Его балахон цвета сырой глины превращал каонай в невидимку, сливаясь с бурой древесной корой. Слуга отвернулся, рыбьи глаза маски уставились в гущу кустарника. Всем своим видом безликий демонстрировал: «Меня здесь нет. Я постою в сторонке, господин, покараулю, чтоб вам никто не помешал».
Как много говорит одна лишь поза!
— Я вас слушаю, младший дознаватель. Только покороче!
— Простите неразумного, Сэки-сан. Совсем коротко у меня не получится. Может быть, вы присядете? Вот подходящий пень…
Господин Сэки зыркнул на меня так, словно я предложил ему голыми руками раскопать свежую могилу. К счастью, спорить он не стал и присел на пень, с явным облегчением вытянув пострадавшую ногу.
— У меня уже есть один подходящий пень! — лицо Сэки Осаму было мрачней тучи, но я чуял, как в начальстве разгорается костёр любопытства. — Зачем я только взял вас на службу? Давайте, выкладывайте. О чём вы хотели мне доложить?
— О фуккацу, Сэки-сан!
— Вы? Мне? О фуккацу?
— Да!
— Чувствую, меня ждёт много нового.
Я не обманулся его тоном. Господин Сэки слушал меня самым внимательным образом.
Глава восьмая
Небесный Хэрай
1. «Что, опять?!»
Что такого необычного я знаю о фуккацу? Вы удивитесь, но кое-что знаю. А всё благодаря моему болезненному любопытству, помноженному на шило в заднице. «Любознательности», — поправляет настоятель Иссэн издалека. На его лице сияет кроткая улыбка святого. Настоятель Иссэн слишком добр ко мне. Любознательность? Приятно слышать, даже если это благая ложь.
Месяц назад, вскоре после истории о стальных мечах и горячих сердцах, я, пока не было других дознаний, штудировал архивные отчёты службы. «Перенимайте опыт, Рэйден-сан, — сказал мне Фудо, выдавая свитки. — Лучше изучить чужие ошибки, чем совершать свои. Вот, кстати, забавный казус со Счастливчиком Бенджиро…»
Счастливчик Бенджиро упоминался в отчёте вскользь. Речь шла о другом расследовании; просто фуккацу Бенджиро произошло при сходных обстоятельствах. Дознаватель попался дотошный, не преминул уточнить: «
Это упоминание заинтересовало меня во сто крат больше самого дела — кстати, вполне заурядного.
— Да, был такой, — подтвердил архивариус, когда я прибежал к нему с вопросом. — Пережил два фуккацу, за что был прозван Счастливчиком. Первое случилось ещё в детстве. Бенджиро исполнилось одиннадцать лет, насколько я помню. Подрался со сверстником, тот его толкнул, Бенджиро упал виском на камень… Две семьи его потом поделить не могли. Одни видят тело, кричат: «Сынок!» Другие слышат, что он говорит, рыдают: «Сынок!» Так на два дома и жил. Ровно через одиннадцать лет, когда ему стукнуло двадцать два, Бенджиро не нашёл ничего лучшего, как опять влезть в драку. Кстати, во второй раз в жизни. Обычно вёл себя тихо, не нарывался…
— Долг, — молодой ронин перегородил дорогу Бенджиро-второму. В голосе ронина звучала скука. — Ты должен Акено пятнадцать моммэ серебром.
— Почему пятнадцать?! Десять!
— Срок вышел. Теперь двенадцать.
— Я верну долг! Верну самому Акено!
— И ещё три за мои услуги.
— Десять моммэ! Ни на мон больше! А тебе — ничего!
Бенджиро распалялся всё больше. Изо рта его летели брызги слюны.
— Тебя надо вразумить, болван. Это обойдётся тебе ещё в два моммэ сверх всего.
Ронин выдернул из-за пояса тяжёлый боккэн, занёс над головой.