Рассказы ночной стражи

— Он сознался, — произнёс господин Сэки.

Не думаю, что он слышал мою последнюю реплику. Старший дознаватель размышлял о другом.

— В Акаяме он сознался сразу же после ареста. Почему? Он знал, что судье для приговора необходимо его признание. Знал, что за пытками дело не станет. И боялся, что под пытками проговорится, выдаст свою настоящую миссию. Этот бес предпочёл понести наказание за сокрытие фуккацу, грабёж и побег, но не привлечь к себе внимание властей.

Я кивнул:

— Да, Сэки-сан. Уверен, он не знал, что правительство и так не спускает с него глаз. Возможно, на острове Девяти Смертей…

— Вы правы. Он собирался проповедовать и там. О чём это нам говорит?

Я пожал плечами.

— И снова вы правы, — согласился Сэки Осаму. — Нам это ни о чём не говорит. Вернёмся в Фукугахаму. Чего хочет инспектор Куросава? Завершения истории. Инспектор хочет, чтобы всё было, как всегда. Тошико должна убить Тэнси, в чьём бы теле он ни находился.

— Но её же нельзя заставить! Она должна сделать это добровольно. Даже если инспектор свяжет ей руки, вложит в них нож, направит остриё на Тэнси и толкнёт девушку вперёд — убийцей станет господин Куросава, а не Тошико!

— Пытки? — предположил старший дознаватель. Кажется, признание Тэнси не шло у него из головы. — Пытками можно довести человека до того состояния, что он согласится на что угодно. Да, это потребует времени. Но я не думаю, что инспектор куда-то спешит. Да и какая разница? Судьба девчонки мне безразлична. Судьба Тэнси — вот что интересует меня. И даже не сама его судьба…

Он замолчал. Я смиренно ждал продолжения.

— В чём здесь интерес правительства? Тэнси уничтожает общины кириситан, чего не могут сделать власти в условиях фуккацу. Это крысиный сёгун, после которого на корабле не остаётся крыс. И тогда неважно, кто он: шпион мэцукэ, которого запускают в деревни, подобные Фукугахаме, или сумасшедший, возомнивший себя бодисаттвой!

— Легион, — вспомнил я.

— Что? Кто?!

— Мой слуга Мигеру назвал его Легионом. Когда стало ясно, что Тэнси — ходячий склад памяти всех своих жертв, Мигеру воскликнул: «Имя ему — Легион!»

Господин Сэки нахмурился:

— Что это значит?

— Не знаю, — растерялся я. — Мигеру рассказал мне историю про несчастного камигакари[56], бродячего подвижника и стадо свиней. Но, признаться, я не увидел там ничего, кроме обычного рассказа в жанре кайдан.

— Чепуха! Как бы его ни звали, от него одна польза — мёртвые общины кириситан. Да, теперь я понимаю инспектора. Интерес господина Куросавы двойной: первый затрагивает Тэнси и Фукугахаму, второй же… Тэнси после фуккацу сохраняет чужую память, да? По меньшей мере, частично?

Я кивнул.

— На месте инспектора, — старший дознаватель вздохнул, словно представить себя на месте инспектора было для Сэки Осаму тяжким трудом, — я бы очень хотел узнать, на кого работала гейша Акеми. Кому в правительстве интересны скрытые мысли господина Куросавы? А главное, что хотел выведать другой, тайный покровитель Зимней Хризантемы? Неужели его тоже интересовала эта проклятая деревня?!

Сэки Осаму осёкся, словно сболтнул лишнего. К большому сожалению старшего дознавателя, ясно читавшемуся на его лице, мне хватило сказанного, чтобы пройти по намеченной дороге. Да, конечно. После завершения истории с деревней инспектор не отпустит Тэнси, пока тот не выдаст ему нанимателя гейши-шпионки. Пытки? Что угодно, лишь бы получить заветное имя. Я мало что смыслил в интригах правительства и кознях инспекции надзора, но это не подлежало сомнению.

Я испытывал смутное беспокойство. Раньше подобные разговоры с господином Сэки моё неуёмное воображение переносило на сцену, устраивало театр на пустом месте — иногда против моей воли. Сейчас этого не происходило. Никто не карабкался на подмостки, где символы заменяют предметы, слова — поступки, а речь приобретает ритм, выразительный, если ты на возвышении, в гриме или маске, и раздражающий, если ты спускаешься вниз, в зрительный зал. Напротив, всё вокруг было удивительно реальным, плотским, будничным. Почему? Лес тому виной? Присутствие чужого слуги? Ужасная история деревни Фукугахамы?!

Я недоумевал, а потом понял.

Всему виной был господин Сэки. На протяжении нашей беседы он неотступно думал о чём-то своём, скрытом от младшего дознавателя Рэйдена. Слушал, не ослабляя внимания, задавал вопросы, делал выводы. Но при этом какая-то часть его рассудка без устали взвешивала, измеряла, выбирала. Он напоминал полководца в решающий момент боя. И я не знал, что мучит Сэки Осаму, непоколебимого как гора под ветром.

Откроется ли он мне?

— Понимаешь ли ты…

Господин Сэки встал. Стоять ему было больно; как по мне, лучше бы он остался на пне.

— Осознаёшь ли, — взгляд его вселял страх, — перед каким выбором ты поставил меня? Я знаю, что ты не способен молчать. Знаю, что долг самурая привёл тебя ко мне. Первое заслуживает наказания, второе — награды. Всё вместе заслуживает, чтобы я приказал тебе покончить с собой. Но ты лишил меня и этой сладкой возможности! До сих пор всё у нас строилось на предположениях и чужих рассказах. Но если…