Сон начинается с того, что я представляю как раздвигающиеся в сторону занавеси. Причем, я ощущаю себя там, только я не могу понять внутри я или где-то снаружи. Передо мной люди, их немного с каждой стороны от меня, но я никого из них не узнаю или вернее я никак не могу вспомнить, кто это такие. Они молчат, словно воды в рот набрали, при этом всё они мрачные, а лица у них бледные, и смотрят они уставившись в одну точку перед собой. Начинается представление, только Панч и Джуди, пожалуй, на этот раз гораздо крупнее, чем они бывают обычно, а воруг фон из черных фигур, нарисованных на красновато-желтом фоне. Вокруг сцены, по каждой стороне, – кромешная тьма, но, не смотря на это, в центре достаточно света. Я весь на взводе, волнуюсь в ожидании, мне кажется, что я вот-вот услышу звуки чудесной свирели и тамбурина. Но вместо этого я слышу один-единственный и неимоверно ужасный, не могу подобрать другого слова, чудовищной силы удар колокола, неожиданный и громкий. Я не знаю как далеко он от меня, похоже где-то за моей спиной, в этот момент занавес взмывает вверх и представление начинается.
Похоже на то, что кому то пришло в голову переписать сценарий Панча и Джуди и сделать его постановкой театра ужасов. Во всяком случае, кем бы он не был это ему точно удалось. В главном герое появилось что-то демоническое, он постоянно менял свои приемы нападения, кого-то из своих жертв он поджидал в засаде, а если внимательно посмотреть на его лицо, то оно становилось страшным и приобретало какой-то желтовато-белый оттенок. Когда я смотрел на него, то мне начинало казаться, что лицо это сильно напоминает вампира с одного из кошмарных эскизов Фюсли[364]
. С остальными персонажами Панч был предельно вежлив и угодлив, причем особенно сильно подлизывался к чужеземцу, который только и сумел произнести: «Шаллабала!», – а что ему ответил на это Панч я не расслышал. Наконец мы подступили к леденящему душу моменту смерти, удар с громким треском наносимый по их черепушкам, который всегда так веселил меня, на этот раз довел меня до отчаяния, мне казалось будто их черепа раскалывались, жертвы Панча трясло, они падали на пол и бились в конвульсиях. А ребенок, что казалось наиболее нелепым, всё еще оставался живым. Правда, потом Панч все-таки свернул ему шею. Наблюдая за тем, как ребенок захлебывался, задыхался и хватал горлом воздух я чувствовал, что все это происходит на самом деле, при этом я должен признаться, что в жизни своей не видел более жуткого театрального действия.Каждый раз, после очередного убийства на сцене становилось заметно темней. И вот настал тот момент, когда убийство происходило уже в абсолютной темноте, поэтому я не смог сразу разглядеть жертву, а на это мне потребовалось время. Экзекуция сопровождалась жуткими сдавленными звуками захлебывающегося дыхания, а после этого Панч вышел и уселся на ступеньку сцены и начал обмахивать себя руками словно веером, и при этом посматривать на свои туфли, которые все были в крови. Склонив голову набок он так злорадно усмехался, что кое-кто из тех, кто был позади меня от ужаса закрыли лица руками, я тоже очень хотел поступить точно так. Вместе с тем сцена за спиной Панча опустела и на ней появился не фасад дома, как это бывает обычно, а нечто более масштабное и впечатляющее – лесная роща и пологий склон холма с очень правдоподобной, я бы сказал даже совсем настоящей луной, сверкающей над всем этим видом. Медленно на сцене появился объект, который как я вскоре разобрал был человеческой фигурой с чем-то оригинальным на голове, а что это было я с первого раза никак не мог разглядеть. Человек это не стоял в полный рост на ногах, а пытался ползти, или вернее пытался тащить свое тело, волоча свои ноги по полу со второго плана сцены по направлению к Панчу, который продолжал сидеть спиной к нему. Тут я должен сказать (хотя в тот момент мне так не показалось), что все сходство этого представления с кукольной театральной постановкой исчезло. Панч так и оставался Панчем, это правда, но подобно и другим персонажам, он стал в некотором роде самостоятельным и живым существом и оба они, что тот который полз, что Панч могли свободно передвигаться по собственной воле.