– Скорее всего, знаете что, – после долгого молчания произнес он. – Я разворошил эту постель прошлой ночью, когда распаковывал свои вещи, с тех пор она так и стоит. Ага, точно. А потом горничная или кто-нибудь из гостиничного персонала зашел, чтобы привести её в порядок, тут как раз мальчишка и увидел их в окне, в этот момент их кто-нибудь позвал, и они ушли, закрыв за собой дверь. Смотри-ка, угадал, так всё и было.
– Позвоните и пригласите горничную, – сказал полковник, – и этот дружеский совет оказался для Паркинса весьма своевременным.
Горничная пришла и разогнала туман неведения. Она рассказала о том, что привела в порядок постель сегодня утром, когда господин Паркинс был еще в комнате, а потом сюда уже больше не заходила. Ключа у неё тоже не было. Все ключи были у господина Симпосона. Только он один мог сказать господину Паркинсу заходил сюда кто-нибудь или нет.
Ох, и сложной оказалась эта загадка. Как удалось выяснить после тщательного осмотра помещения, ничего из ценных вещей не пропало, к тому же, Паркинс хорошо помнил расположение всех предметов в комнате, так что он был в полной уверенности в том, что никто ничего не трогал. Господин и госпожа Симпсон утверждали, что никто из них в этот день не давал дубликата ключа ни единому человеку. К тому же Паркинс, который всегда был здравомыслящим и наблюдательным человеком, не заметил в поведении хозяина гостиницы, его жены или горничной ничего из того, что могло бы выдать их причастность к этому незаконному проникновению в его номер. Всё сильней он начинал склоняться к мысли о том, что мальчишка просто-напросто наврал полковнику с три короба.
Весь вечер за столом полковник был необычайно задумчив и молчалив. Когда уже поздней ночью они расходились по своим номерам, на прощание приглушенным хриплым голосом он сказал Паркинсону:
– Вы знаете, в каком номере я остановился, это на тот случай если ночью вдруг что-нибудь произойдет.
– О, да, спасибо, господин Вильсон. Если мне будет надо, то я приду к Вам за помощью, но я почему-то думаю, что мне вряд ли придется Вас беспокоить, или быть может, я просто сильно на это надеюсь. Кстати, я ведь до сих пор так и не показал вам тот свисток, про который рассказывал, ведь точно нет. Вот он, смотрите.
Со всей осторожностью, полковник начал внимательно рассматривать свисток, поворачивая его в свете свечи.
– Вы можете прочесть хотя бы одну из этих надписей? – спросил Паркинс, забирая его обратно и пряча в карман.
– Нет, очень плохой свет. Что вы собираетесь с ним делать?
– Для начала нужно вернуться в Кембридж, а потом я покажу его кому-нибудь из наших археологов. В том случае, если они мне скажут, что моя находка представляет хоть какую-нибудь ценность я, это вероятней всего, отдам его в какой-нибудь музей.
– Гм, вроде понятно! – сказал полковник. Может быть, насчет этого Вы и правы. Только будь я на Вашем месте, я бы долго не раздумывая выбросил бы его прямо в море. О чем тут еще говорить, уж, я то хорошо знаю, что за сокровище Вы нашли. Насколько я понял, Вы как раз из породы тех людей, которые любят учиться на своих ошибках. Надеюсь, ничего страшного не произойдет, скажу прямо, я просто уверен, что всё будет хорошо, и поэтому желаю Вам спокойной ночи.
Он повернулся и пошел восвояси, оставив Паркинса на лестничной площадке, так и не дав тому сказать до конца начатую фразу. Вскоре каждый заперся в своем номере.
По какой-то роковой случайности на окнах в комнате профессора не было ни тюли, ни занавесок. В прошлую ночь он уже об этом думал. Только эта ночь была особенная. Нависая над самой кроватью, ярко светила луна, не давая уснуть в столь поздний час. Когда он понял, что луна очень сильно мешает ему, то с изобретательностью, которой можно только позавидовать, сумел смастерить из дорожного пледа, нескольких английских булавок, трости и зонтика перегородку чем-то напоминающую ширму. Если её хорошенько закрепить, то она будет способна полностью защитить его от света яркой луны. Как только ему удалось поставить это сооружение – он сразу улегся в постель и принялся читать свою увесистую книгу, а когда его уже начало клонить ко сну, осоловелым взглядом он обвел комнату, задул свечу и глубоко погрузился головой в подушку.
Заснул он крепко и проспал, должно быть, час, а может и больше. Внезапный, пробирающий до костей, грохот заставил его открыть глаза в тот самый момент, когда этого совсем не хотелось. Он тут же сообразил, что случилось. Его ширма, собранная самым тщательным образом, сломалась, и очень яркая луна ледяным холодным глазом таращилась ему прямо в лицо. Такая бесцеремонность раздражала до предела. Нельзя ли как-нибудь её починить? – думал он. – Или всё же ему придется спать под назойливой яркой луной, если не удастся этого сделать?