Рассказы о Розе. Side A

Потом все ушли, Изерли остался один; сварил себе еще кофе; достал сигареты, сел за стол, полный грязной посуды, и вдруг вспомнил про Изобель; ее голос, смех, горло, грудь под свитером; таким его и застал Тео, пришедший мыть посуду – с застывшим взглядом, с незажженной сигаретой в руке.

– Эй, Изерли, подкурить?

Изерли жалобно на него посмотрел. Тео растрогался.

– Изерли, не переживай. Еда была обалденная. А посуду я помою, и Дэмьен сейчас придет на помощь, он книги просто сложит на стол хотя бы, а то ван Хельсингу даже ходить негде, – он называет его уже ван Хельсинг, он уже дома.

– Я… не могу придумать, что на обед. Голова совсем пустая. Что-то я устал… – голос у него был совсем детский, сорванный, и Тео увидел, что руки у Изерли дрожат, еле слышно, будто он чего-то очень испугался.

– Ну, конечно, устал, ты же сам сказал сегодня утром, что почти не спал; пойдем, Изерли, я отведу тебя в кроватку, – Тео взял его плечи и поднял, Изерли не сопротивлялся; будто и вправду ребенок, набегавшийся за день.

– Нельзя спать. Мне нужно еще столько всего сделать, – еле слышно.

– Да у тебя глаза слипаются, – Тео подхватил Изерли и повел в коридор. – Ну, где твоя комната? – Изерли махнул рукой – в соседнем коридоре; Тео открыл дверь; комната была маленькой и солнечной; очень уютной, чистой, никакой одежды на кровати, как у него; куча ковриков на полу, разноцветных, будто кто-то разорвал детскую книгу с картинками; огромная розовая раковина на столе, витая, как локон; стол тоже безупречен – книги стопками по росту и весу, бумаги в папках, карандаши и ручки в глиняной кружке с отбитой ручкой, шахматная доска; Тео подумал – декорации «Богемы» просто; полосатое вязаное покрывало, домашнее такое; классное покрывало, сказал он, укладывая Изерли, сам связал, из Икеи, ответил Изерли, засмеялся, тебя укрыть, плед лежал в ногах, пушистый, черно-коричневый, с золотистыми блестками, да, Тео, только, пожалуйста, разбуди меня через два часа, хорошо, да спи уже давай. Тео посидел чуть-чуть на резной старинной табуретке, слушая дыхание Изерли; нежное, фиалковое; потом вышел тихонько, закрыл дверь, аккуратно, будто это была ширма китайская шелковая; и тут его схватил кто-то за горло, так больно, что сразу потемнело в глазах; впечатал в стену; Тео ударился затылком, и потерял на секунду сознание.

– Что с ним? – дышать было нечем. Тео пытался выцарапаться из рук – сильных, как наводнение; это был Ричи; Тео понял, что вчера в столовой ему повезло; Ричи в действительности намного крепче его. Ему казалось, что даже ноги его болтаются в воздухе, как в комичном кино.

– С кем? – просипел он сквозь пальцы Ричи; лицо его, совершенное, было так близко, что Тео видел каждую ресничку, бровинку, пору – кожа у него была как атлас, а каждый волосок золотился, будто внутри Ричи был золотой остов.

– С Изерли, – Ричи встряхнул Тео, Тео показалось, что из него высыпалась вся мелочь и перхоть.

– А что с ним?

– Ты дебил?

– Ты меня об стену стукнул. И душишь. У меня кислорода в голове не осталось… Да чего ты хочешь? Я не понимаю…

Ричи ослабил хватку, ноги Тео коснулись пола.

– Что-то не так с Изерли, – но за горло он все еще держал, и прижимал к стене так плотно, Тео подумал, что ее рельеф каменный останется у него на полдня на спине, как от плетеного стула.

– Что не так? Ты из-за завтрака позднего так переполошился?

– И это тоже. Что-то задержало его в городе.

– Очередь? – Ричи тряхнул его весьма чувствительно, и Тео закашлялся.

– Не смешно. Кто-то напугал его. Что-то сказал ему, – губы и скулы у Ричи были как лезвия, и пальцы тоже; Тео понял, что его ответ не так уж важен, Ричи просто размышляет вслух, как это делал бы наедине с собой, а он, болтающийся и полузадушенный, как вещь, которую крутят в руках для сосредоточения.

– Да что? Что ему можно сказать? Ты его так за это время натренировал, что ему уже ничего не страшно. Даже камни в спину…

Ричи мрачно на него взглянул, будто они на полюсе, и Тео вышел посмотреть, что там снаружи метеостанции и вернулся с новостью, что все посты и сигналы исчезли; и почти отпустил, Тео вдохнул и закашлялся.

– Ты не должен его оставлять одного.

– Ты издеваешься? Как я это ему объясню? Изерли, я тут посплю у тебя на коврике…

Ричи прикусил губу.

– Я не это имел в виду, идиот. Господи, у тебя что, разжижение мозга? Я прямо слышу, как он плещется в твоей голове…. Ты не должен его отпускать одного в город.

– Да я сдохну вставать в пять утра на рынок. Да и в капусте я ничего не смыслю. Может, ты ему просто жучков в комнату и одежду понатыкаешь?

Ричи молчал. Лицо его было бледным, лоб мокрым, будто он и вправду приболел. Тео понял, что тут что-то большее, чем ненависть. Может, и вправду опасность.

– Зачем он тебе? Хочешь его добить? Так он там спит… подушку сверху…

– Адорно, ты тупица, – отбросил Тео, будто куклу, Тео опять влетел в стенку, охнул; Ричи же достал из кармана конвертик с влажными салфетками, вытащил одну, она пахла лавандой, вытер руки, будто мог чем-то заразиться от Тео – нежностью, добротой, проказой. – Давай договоримся – ты следишь за Флери…