– Свет хороший.
– Ну да, – Дэмьен улыбнулся – конечно, Тео как художнику важнее всего качество света, а не история вещи.
– Ты не знаешь, в Братстве есть «Звуки музыки» или «Поющие под дождем»? ужасно хочу мюзикл старый добрый…
– Есть; только они все у Дилана, наверное. Он еще не спит, хочешь, пойдем к нему смотреть? Я бы тоже посмотрел; все равно голова пустая, надо только чаю взять, и что-нибудь вкусное – тогда пустит; Дилан, знаешь, такой зверек…
– Точно? А ты не что-то важное пишешь? небось, уже все переводы для отца Дерека закончил; отличник позорный.
– Нет, отец Дерек откладывается.
– Почему?
– А ты не знаешь? а, ты же спал… Изерли сказал, что разбудил тебя в рань; съездить на рынок; и, видимо, в совокупности с уроками-пробежками отца Дерека тебя это подкосило. Йорика и Грина пригласили выступить на большом благотворительном концерте в Лондоне, для детей-сирот; они так запрыгали; там будут все британцы – молодые модные и тяжелая артиллерия – Muse, Travis, Coldplay, Робби Уильямс, U2, Keane…
– И что? А отец Дерек что? с ними поедет? Удерживать от пороков – фанаток, выгодных предложений и кокаина?
– Ффу, Тео, циничишь. У отца Дерека в Лондоне сестра, у нее день рождения, он подумал, что это поразительное совпадение; он сто лет ее не видел; ей будет восемьдесят пять лет, представляешь? Ван Хельсинг будет читать лекцию в Имперском колледже Лондона по математике. И все тоже решили поехать – погулять на выходных.
– Сезон распродаж.
– Что с тобой, Тео? Ты будто что-то страшное прочитал; «Штамм» Дель Торо; или противное; «Толстую тетрадь» Кристоф.
– Прости, Дэмьен. Все это я читал, но давно. Просто что-то мне нехорошо душевно, потому-то и хочу «Звуки музыки»…
– А, может, все-таки отец Дерек? – Дэмьен пристально посмотрел на Тео; «этот блеск прекрасный, двух карих глаз, двух солнц души моей» подумал Тео, вздохнул; Дэмьен был такой хороший, что ему с каждой минутой становилось легче, как от аспирина.
– Не, это как синяк… само пройдет. Пошли-пошли к Дилану. Я принесу бутеров с ветчиной и моцареллой, самых простых, кексов шоколадных; и чай.
Он ушел на кухню, всё нашел, вернулся с корзинкой для пикников – плетеной, внутри бело-лазурная клетка хлопковая, салфетки, два термоса с чаем, лимон, молоко, бутерброды, кексы, сахар; постучался к Дилану – открыл Дэмьен; «я угадал, фильмы присвоил Дилан»; взял корзинку; Тео робко вошел – Дилан представлялся ему чем-то загадочным, эдаким Фоксом Малдером; потолок в карандашах; но у Дилана было уютно – лоскутное покрывало на кровати, тоже стопки книг, фотографии на стенах – все с туманом, захватывающие, поразительные, восхитительные: мост арочный, горы, море, лошади, Роб с мечом, камни, сумерки, рассвет; Дилан уже сидел на кровати, пристроив черный старый ноутбук в наклейках – мишках Гамми – на одну из табуреток; помахал Тео рукой и постучал по покрывалу ладонью – садись, мол, в серединку; «отличный Хаус» «спасибо» «обожаю пинап» «да кто ж его не любит?» – сам Дилан был в белой футболке с обтрепанным воротом, оторванными рукавами, и серых вельветовых штанах, босой, волосы серые взъерошены, будто он только проснулся; «мы тебя не разбудили?» «не, я всегда так выгляжу» засмеялся – Тео впервые услышал его смех, хихиканье славное, как у мышонка Джерри, хотелось самому засмеяться; и его запах – пах он легко, цветочно, почти по-девчачьи, леденцами фруктовыми, и еще витаминками; они выпотрошили корзинку – Тео положил еще сухофруктов – чернослив, инжир, изюм, курагу; и еще конфет – шоколадных, «Ферерро Роше», Изерли их любил, и ел раньше килограммами; и мармелад; и еще халвы; «пируем, братцы»; было здорово сидеть между Дэмьеном и Диланом – они были такие теплые и костлявые; и пить чай, и есть халву и бутерброды, все вперемешку; сначала посмотрели «Звуки музыки», попереживали, попели – втроем, в голос; а потом «Поющих под дождем»; и заснули, все на кровати Дилана, друг на друге; кто-то зашел к ним ночью и накрыл их пледами, оранжевым и клетчатым; первым проснулся Тео, часов в пять утра, опять от того, что спит в одежде, неудобно, жарко, и удивился, растрогался, растолкал Дэмьена; тот открыл глаза, улыбнулся весело, будто они были в путешествии – какой же он счастливый ребенок; и они ушли тихонько, стараясь не разбудить Дилана; тот спал на животе, свесив руку до пола, и дышал так тихо, что Тео наклонился послушать, жив ли он; рука Дилана была совершенной – тонкой, белой, голубоватой на запястье и локте, заостренные пальцы – что-то роковое было в его позе – незащищенная красота – обложка «Парфюмера»…