Месса из-за отъезда «всех» в Лондон была утром – всех на нее поднимал сам ван Хельсинг – тряс за плечо «подъем, подъем» – такая неожиданность его видеть в своей комнате – ослепительного, живого, пропахшего крепкими сигаретами и кофе; от его привлекательности комнаты словно уменьшались до размеров рамки; в черном свитере, облегающих штанах и сапогах для верховой езды; элегантно небритый; мальчишки подскакивали, как ошпаренные; «что случилось? горим? протестанты?»; ван Хельсинг смеялся и успокаивал – «всего лишь месса»; Изерли на мессу не захотел пойти, стоял на кухне, в пижаме – теплой, бледно-зеленой, готовил для всех завтрак; ван Хельсинг зашел на кухню и позвал его – Изерли мотнул головой; ван Хельсинг обнял его крепко и поцеловал в макушку; «ну, пожалуйста, мало ли…»; Изерли вздохнул и отставил сковородку с горой бекона, выключил плиту, вытер руки полотенцем и пошел за ним; стоял у двери, зацепив одну ногу ступней о щиколотку другой; даже на скамейку не сел; у него даже, наверное, подушки своей нет, под колени, подумал расстроено Тео; все зевали, все были в чем попало, в свитерах, накинутых поверх пижам, кроме Тео; он когда увидел ван Хельсинга в своей комнате, подлетел; надел белую рубашку и черный галстук узкий, голливудский, и приталенный пиджак, и брюки узкие, черные; дабы быть вылитым Заком Эфроном; чтение доверили самым бодрым – Жене и Робу; после мессы все пошли помогать Изерли доделывать завтрак – английский: яичница, кровяная колбаса, жареные грибы, белая фасоль в томатном соусе, жареные помидоры, бекон, сардельки, тосты с маслом; за завтраком обсуждали поездку в Лондон; кто куда пойдет – в музей, театр, кафе; Йорик и Грин проснулись наконец-то и бесились бессовестно; кидались хлебом, бегали по всей столовой друг за другом, играли в комикс «Пакетмен против Убийцы с холдером на роликах» – Йорик напяливал бумажный коричневый пакет на голову с прорезанными глазами, носом и ртом, и гигантские темные очки, брал швабру и бегал за Грином, который, в свою очередь, был экипирован роликами – в Братстве были и велосипеды, и ролики, – и холдером на одну чашку от Джеммы; и они с дикими воплями эпически сражались друг с другом; всегда умирал Убийца; это была их постоянная игра – «Тео, нарисуй про нас комикс!» орали они; поначалу все в Братстве дико ржали, Дилан даже выложил фотосессию особо изощренного-извращенного боя в интернет для фанатов; и даже Тео проникся; нарисовал пару драк; но сейчас они всех достали своей бешеной энергией; Женя и Роб вытолкали их в сад; не там, где был участок Тео; из разговоров мальчик понял, что в Лондон не едут Изерли и Ричи; у него было такое чудесное настроение после ночи мюзиклов, и в предвкушении Лондона и концерта «L&M», даже, несмотря на утреннюю невыносимость самих «L&M», и оно, естественно, тут же испортилось, как молоко, забытое на солнечном подоконнике; ван Хельсинг будто услышал его тревогу и спросил, Тео-то едет с ними в Лондон.
– Конечно, – ответил за него Дэмьен, – походит по распродажам, – подмигнул.
Тео пнул его под столом. Ой, сказал Дэмьен, больно, ты что.
– А почему не едет Изерли?
– Боится, что без него тут все пропадет. Хотя у меня есть человек, готовый приехать и присмотреть за всем – за его огородом, маринадами и лошадьми; но Изерли на него не соглашается; пинает меня так же, как ты сейчас Дэмьена – ни за что.
Тео медленно залился краской – ван Хельсинг и Дэмьен смотрели на это зачарованно, как на падение лепестков сакуры.
– Я просто… думаю, что это не этично – ведь Изерли мой наставник… как я могу поехать без него?
– Молча, – сказал Дэмьен. – Я ведь не тревожусь за Ричи; и это взаимно – он обо мне забеспокоится, только когда мои фото появятся в гей-журнале Out, например; беспокойство будет выражаться в том, что я буду служить ему несколько месяцев грушей в спортзале, пока не пойму, что ошибался кругом; и не знаю, что должно происходить, чтобы я забеспокоился за Ричи; там, где он, беспокоиться можно, действительно, только за маринады… извините, сэр…
Ван Хельсинг взял яблоко; желтое с одного бока, розовое с другого, роскошное, топазовое, и не смог раскусить от смеха; пассаж Дэмьена его очень повеселил.
– Ну, значит, все в порядке в вашей паре. Ну что, Тео? Если ты решишь остаться, все отнесутся к этому с уважением; Изерли, правда, удивится…
Да вы же сами понимаете, хотелось закричать Тео, что дело не в Изерли, а в Ричи; как можно оставить их вдвоем? вот что пугало его ночью – вот оно, перед ним; эти двое; а он – бедный Меркуцио…
– Но ты же любишь «L&M»! – Дэмьен был поражен, чуть не опрокинул на себя растекшийся желток. – Когда ты еще их увидишь? А вдруг прямо сразу после концерта Йорик уйдет в семинарию? Он всё-таки решил стать священником. А Грин – с ним, но он не будет принимать сан, вступит в какой-нибудь несуровый орден монашеский…