Рассказы о собаках [из сборника «Море. Тундра. Собаки»]

Дубняк смотрел на него пустыми глазами и брезгливо морщился:

— Не жилец он. Гляди, как за ночь свернуло… Поедешь на базар, может, продашь?

— Куда я с ним? Был бы чистопородный!

— Не купят, так выкини! Ваньке не говори. Гнусить будет.

Дарья не ответила. Она не любила много говорить.

На рынке выпустила щенка и затерялась в толпе.

Целый день Пират отыскивал свой дом. Он переходил с улицы на улицу, заглядывал в подворотни, принюхивался к следам, но нигде не было уютной конуры, не было друга Вани — маленького доброго человека, не было тепла и ласковой матери.

Ночь застала его возле высокого мусорного ящика. Пахло чем-то съедобным, а голодные слюни так и перекатывали через губу.

Подбежала с ведерком женщина, плеснула в ящик, проворчала:

— Развели собак, не пройти, чтоб им…

Появился большой поджарый пес, стал на задние лапы, вытащил что-то и тут же с хрустом начал грызть. Пират прилег и заискивающе смотрел на счастливчика. Но поджарый не собирался делить свою добычу, и щенок, облизнувшись, тявкнул просительно и негромко.

Поджарый покосился, показал клыки. Пришлось отойти.

На другой стороне, за ящиком, из-под газеты торчал рыбий хвост, тухлый, но вполне съедобный. Щенок прибавил шаг. Он уже ощущал вкус солоноватой копченой рыбы, но… вихрем налетел поджарый, и пища исчезла в его прожорливой глотке.

Голодный Пират поковылял прочь, в темень, куда глаза глядят.

Крапал мелкий обложной дождь, под ногами растекались лужицы, и некуда было прилечь, негде было обсохнуть. Возле трехэтажного дома песик задержался. Дверь в подъезд была открыта. Веяло человеческим жильем. Пират постоял, не решаясь войти, но заманчивый дух теплоты и уюта пересилил, и щенок вошел.

В широком проходе отряхнулся, обнюхал ступеньки и окончательно осмелел. Никто его не гнал, и можно было прилечь, но в отрытую дверь задувал ветерок. Щенок обследовал ступеньки и, добравшись до второго этажа, увидел коврик. Ну что ж, это подходяще. Потоптался на нем и лег.

После долгой беготни, поисков, переживаний какое счастье вытянуться и с удовольствием отдохнуть… Пират закрыл усталые глаза, но тотчас испуганно вскочил.

В подъезд ввалились люди. Крик, смех и страшный грохот из какого-то блестящего ящичка. А еще страшнее голос:

— Пес! Бродяга! Да как ты смел с грязными лапами на чистый коврик, а-а!!!

Парень с длинными волосами растопырил пальцы и, пугающе согнувшись, двинулся на щенка.

— Эдик, не смей! Не трогай собачку! Чудесный песик! — вскрикнула девушка с еще более длинными волосами. Ярко-красные губы ее сложились в трубочку, а подкрашенные глаза жутковато расширились.

Пират почуял запах спиртного, противный запах, с которым была связана потеря его жилья. Эти люди напомнили ему искаженное злобой, пьяное и дикое лицо хозяина.

Пес прижался к стене, оскалился и зарычал. Впервые в жизни он решил защищаться.

— Ах ты мразь! Да ты кусаться!.. — взревел волосатый. — Да я ж тебя…

— Эдик! Эдик, не смей!

Но Эдик уже занес ногу, и острая боль содрогнула Пирата. Он с визгом отчаяния и обиды проскользнул меж людских ног, выскочил на улицу и не оглядываясь помчался в спасительный сумрак ночи.

— Зачем ты его? — спросила девушка.

— Я хотел пошутить, а он в пузырь лезет. Человек — владыка и не позволит, чтоб на него хвост подымали, — Эдик обнял девушку. — Мое призвание повелевать.

— Эх ты, супермен. Обидел беззащитного…

Утро застало Пирата в городском парке. Он спал, свернувшись в клубок, под скамейкой, с которой все еще стекали капли давно прошедшего дождя.

Сквозь желтеющую листву деревьев пробивались яркие солнечные лучики. Они зайчиками играли в темных лужицах. От воды, от земли, от бархатной травки шел теплый синеватый парок. Природа дышала свежестью, и вокруг стояла удивительная тишина. Большие лопухи над аллеей обвисли, как паруса бригантины, попавшей в безветрие. В кронах порхали ранние птички, а на дорожке, посыпанной песком, ворковали голуби. Они клевали пирожок.

Пират, разомлевший на солнышке, потянул носом, почуял пищу и поднялся. Неопытный и несмелый, он направился к голубям. Птицы вспорхнули, но тут же сели. Щенок снова пугнул:

— Гав, гав!

Птицы взлетели, но не все. Одни хлопали крыльями, другие отбегали, а иные кружили над собакой, отвлекая, поддразнивая. Это были одичавшие голуби, которые не хуже бродячих псов умели добывать себе пищу.

Щенок увлекся. Он был молод, боль за ночь прошла, а голод еще не довел его до отчаяния. Он весело и громко лаял, гоняясь за голубями. Но это занятие быстро надоело.

Два «дикаря» продолжали клевать пирожок, отрывая себе по кусочку. Песик решил разделить с ними завтрак. Вкусный, зажаренный пирожок лежал почти рядом, стоило только прыгнуть, дать голос, птицы разлетятся, и пирожок твой. Но щенок плохо знал мир бродяг и охотников легкой поживы. В этом мире надо без промедления сцапать то, что плохо лежит, а щенок не спешил. Он был уверен, что рядом никого и пирожок по праву принадлежит ему.

Вдруг черная тень шарахнулась откуда-то сверху, что-то страшно клацнуло… Щенок присел от неожиданности. А когда он понял, что это всего-навсего ворона, пирожка уже не было.