Рассказы о собаках [из сборника «Море. Тундра. Собаки»]

«К озеру не пойдет: там отдыхающие, довольные и шумные. Бездомной собаке это не понравится», — подумал я и, съехав с дороги, остановился.

Я не смотрел на пса, зная, что, если буду сейчас чуть-чуть назойливее, собака убежит, почуяв опасность, не поняв моих намерений. Таков уж характер у бродячих собак, испытавших людское зло.

Так мы сидели друг перед другом, приглядываясь, думая каждый свою думу.

«Как увести Рыжика с собой? На озеро сейчас я не поеду, хотя меня там ждут, — размышлял я. — Вернусь-ка в поселок, если, конечно, Рыжик пойдет за мной».

— Рыжик! Рыжик! — позвал я собаку и стал, притормаживая, спускаться с горы.

Мой гараж-сарай очень кстати стоял на отшибе. Я оставил мотоцикл, сбегал домой и вернулся с добрым куском мяса. Рыжик ждал меня.

Ошейник и цепь он принял как должное, не рвался, не скулил.

Ел с завидным аппетитом и отсыпался за долгие месяцы скитаний.

«Ничего, — думал я, — отоспится и будет резвым».

Шли дни. Рыжик ни на кого не лаял, даже не обращал внимания на соседских кур, клюющих из его миски. Ну что ж, и это неплохо: меньше неприятностей. Только собака должна быть полезная. Через некоторое время, когда я убедился, что Рыжик достаточно привык к своему новому положению и привязался ко мне, я решил взять его на охоту. С дрессировкой и натаскиванием собак я был немного знаком, так что не видел в этом особого затруднения.

Первый выстрел. Утка на воде трепыхнулась и затихла. Меня обрадовало, что пес не испугался.

— Тащи, Рыжик, подай! Вперед, Рыжик! Вперед! — командовал я.

Рыжик ни с места. И «пиль», и «апорт», и «улю-лю» — чего я только не кричал. Рыжик не понимал. Он не проявил ни малейшего интереса, ни чуточки волнения, будто это его совсем не касалось. Безразличие, полное пренебрежение к моим командам. Этого я понять не мог. Я был так удивлен, что смотрел на собаку молча и тупо. Я хорошо знал из личной практики, что любая собака, даже самая бестолковая и беспородная, как-то реагирует на слова, если видит, что хозяин волнуется, мечется. А эта?

Я полез в ледяную сентябрьскую воду и стал хлопать руками, подбрасывая утку ближе к берегу, старался пробудить в Рыжике если уж не охотничий азарт, то хотя бы любопытство. Увы! Рыжик критически смотрел на мои старания, пару раз зевнул и завалился в траву. Ругать его не имело смысла.

Та же история повторилась в ягоднике, когда подраненный кулик с писком побежал по полю. Рыжик проводил его скучающим взглядом. Я полчаса бегал и ловил кулика, а собака дремала возле мотоцикла. Когда я принес птицу и подсунул ее Рыжику под нос, он нехотя понюхал и отвернулся. Ну и ну. Видно, за время бродячей жизни Рыжик хорошо усвоил: все, что летает и плавает, недоступно, и взял за правило: не замечать присутствия пернатых. Мол, ты меня не трогаешь, и я тебя не трону. Досадно, а ведь красавец пес, и все данные охотничьей собаки.

«Ну что ж, будет охранять мотоцикл, — успокаивал я себя. — Может быть, со временем чему-нибудь полезному научу».

К сожалению, и сторож из него вышел никудышный. Ему хоть на хвост наступи, не гавкнет. В лучшем случае поднимется, потянется, зевнет — и в будку.

Попросил я товарища, чтобы позлил, подразнил пса, думал, огрызнется мой Рыжик, ведь ясно: чужой, да еще с палкой, — враг. И я стоял, подбадривал собаку:

— Фас! Фас!

Но у Рыжика лишь на мгновение синим огоньком загорелись глаза, потом он поджал уши, хвост и залез в будку, ничем не выдав своего волнения. А уж о злости и говорить нечего.

До Рыжика у меня была собака Дик. Дик понимал с полуслова, улавливал жест, взгляд, тон, а Рыжик — он просто поражал своим характером. Пессимист, лентяй, валенок.

Скажу вам, что я не люблю бездарных собак, всяких там шавок и прочих несерьезных псов, хотя вообще отношусь к животным бережно.

У Рыжика были умные глаза, внимательные, и это меня сбивало с толку. Я продолжал искать к нему подход: мне жаль было с ним расставаться. Доходило до того, что я сам лаял, показывая пример, лазал на животе, рычал и даже брал в рот палку. Я следил за ним часами, стараясь понять его, подметить привычки, манеры, склонности, хотел знать, что он любит и что ему не нравится. Но так ничего и не вышло. Сон и еда, еда и сон — излюбленные его занятия, и ничего более. Лень — вот всепоглощающая его болезнь.

Я устал и решил с ним распрощаться. С меня довольно. Однако бросить собаку просто так, выгнать на произвол судьбы — этого сделать я не мог.

Но вот представился случай. Как-то встретились мне две знакомые девушки, они вместе жили в одной квартире.

— Ой! — воскликнула Надя. — Какая симпатичная у тебя собачка!

— Нравится?

— Очень.

— Ты угадала. Отличный пес, умница, — подхваливал я, — зря не тронет, но уж друг верный. В квартиру чужого не пустит.

— Вот бы нам такую.

— У меня их две, — соврал я, — отдавать, конечно, жаль, но разве таким красавицам откажешь? Подарю, но с условием, что будете хорошо кормить, ласкать и ходить с ним на прогулку.

— Конечно же, мы будем заботиться, а он не укусит?

— Что вы! — поспешил я ответить. — Он отлично распознает своих и чужих. К доброте он особенно чуток.