Рассказы о собаках [из сборника «Море. Тундра. Собаки»]

«Уж что-что, а кусать его силой не заставишь, — подумал я, тут же из рук в руки передал Рыжика и вздохнул облегченно: — Вот где рай будет этому лежебоке!»

Прошло полмесяца. Подхожу я к своему гаражу, глядь, а из будки — Рыжик. Этакий чистенький, на ошейнике у него ленточка и огрызок шнура, видимо, того, которым он был привязан. Мне даже показалось, что от него пахнет духами, а морда до того довольная, будто так и хочет улыбнуться и сказать: вот, мол, на минутку к тебе, старина, погостить, посмотреть, как живешь, все ли еще непоседлив.

Ну и ну…

Только загостился Рыжик и к девчатам не пошел, уперся, будто никогда их не видел. Стоило мне передать Наде поводок, пес так рванулся, что она его выпустила.

А еще через год я отвел его к знакомому каюру, на другую сторону реки Камчатки:

— На, Ваня, бери, сильный пес. Спокоен, как теленок, и, думаю, будет добрый работяга. С собаками в паре должен пойти.

На том и расстались.

По реке уже тянула шуга. Вереницей полетели на юг стаи уток, гусей. Где-то в вышине ночами слышался клик улетающих лебедей. По утрам на земле серебрился иней.

«Скоро, — думал я, — потянет мой Рыжик нарту. Ходить ему под „бараном“».

На миг мне даже стало жалко его. Ведь свободолюбивый пес и добрый.

Прошел месяц. Первой порошей покрыло землю. Я готовил мотоцикл, надо было съездить в тальник, поискать куропаток, пока снег неглубокий.

Вдруг вижу: бежит па меня пес. На спине алык, и ремень оборванный тянется по земле.

«Ремень от средника», — мелькнула мысль.

Смотрю: да это же Рыжик!

Возмужал, окреп, да и выражение такое, будто он смел все преграды на своем пути. Гордый, самоуверенный, возбужденный и до предела радостный. Он буквально свалил меня с ног. Словом, пес преобразился. Набрал силу. На морде его красовались шрамы. Видно, здорово он дрался, отстаивая свою независимость.

Я приветливо встретил его возвращение, хотя особой радости не испытал. Первое, что я подумал, — будет пугать куропаток.

Ну да ладно. Что уж теперь… Возьму, авось пристрастится к охоте.

Двинул я на полном ходу. Раньше Рыжик лениво бежал сзади, а тут, гляжу, рванулся вперед, успевая обнюхивать углы домов, загоняя в подъезды встречных собак и кошек. Ну вот тебе… Хвачу я с ним лиха — неуч.

На берегу остановились в ожидании парома. К причалу подработал катер-«жучок». Знакомый капитан Вася Безуглый вышел из рубки. Поздоровались.

— О, да это же мой Трезор! Ну точно… Где ты его взял? — воскликнул Вася, увидев Рыжика. — Смотри, как вырос, бестолочь неимоверная. Щенком я его взял. Гадил дома, выбросил на лестницу, гадил и там, посадил в сарай, покоя не давал: скулит, все грызет, выпустишь — кур гоняет. Бил я его и на цепь сажал — никакого толку. Балбес балбесом. Отвез я его на горное озеро и там бросил.

С этими словами Вася приблизился к мотоциклу. Я увидел, как подобрался пес. Шерсть его встала дыбом, в глазах заметались молнии. Глухой рык остановил Васю.

Сердце мое дрогнуло то ли от испуга, то ли от радости. Я не ожидал от Рыжика такой ярой злобы.

— Фу! Нельзя! Лежать, Рыжик! Лежать! — в отчаянии крикнул я.

Рыжик, приподнявшийся на передние лапы, снова лег, продолжая глухо и злобно рычать.

Не слова команды, а тон, каким я дал приказание, подействовал на него. Он подчинился и, положив голову на лапы, зорко следил за нами.

— Пусть лежит, — сказал я Васе, — не трогай, а то укусит.

— Ты смотри-ка, — удивился он в свою очередь, с лица его медленно сползала бледность. — Восемь месяцев кормил я его. Не верится, чтобы за одно лето забыл меня.

— Да-а, — сказал я неопределенно, — у собак хорошая память, — и, подойдя к Рыжику, долго от души гладил его теплую густую шерсть.

Рыжик остался со мной.

Команды «нельзя» и «лежать» он усвоил быстро. Их я подавал тоном, не допускающим возражения. Больше за зиму ничему особенному я его не научил. Он ходил со мной на охоту, ужасно любил гонять зайцев, до самозабвения разрывал лисьи норы. Я не навязывал ему своей воли: пусть проявит себя.

Наступила весна. На проталинах зацвели подснежники, табунки диких уток со свистом пролетали над сараем и плюхались в полые воды тундры.

Я впервые выкатил мотоцикл и стал обтирать его старой шапкой. Рыжик вертелся рядом, обнюхивал машину и поскуливал. Он явно проявлял нетерпение, ему очень хотелось помчаться за этим рокочущим созданием, он даже лизнул покрышку.

— Уйди, Рыжик, не мешай, — прикрикнул я нестрого и отбросил шапку в сторону.

Рыжик побежал, достал ее из лужи и принес мне. Вот это то, что надо.

Я быстро дал ему одну из конфет, которые для него же и носил на всякий такой случай, и снова бросил шапку, приговаривая:

— Подай, подай.

Рыжик приносил мне шапку, потом палку. А вслед за командой «подай» я говорил:

— Ищи!

И Рыжик искал.

Так он научился подавать, искать, и не только предметы, но и дичь.

Бывало, на вечерней зорьке, уже затемно, палят соседи-охотнички, падает убитая дичь в траву, где уж ее найдешь. А Рыжик тут как тут. Гляжу, не стрелял я, а он мне откуда-то утку тащит. Ну молодчина.