Рассказы о жизни московских зданий и их обитателей

Для молодого и холостого Чарльза Тейера знакомство с новой страной стало сродни открытию Америки. Лишенный каких бы то ни было предрассудков, любитель приключений, Тейер для погружения в советскую среду и изучения русского языка поселился в коммунальной квартире. Погружение это началось почти сразу – Тейер не нашел ванную, а только кухню, «которая выполняла три функции – готовки, стирки и мытья. Раковина была одна на всех сразу. Несколько больших деревянных досок, поставленных сверху на корыто, служили кухонным столом. Поэтому график мытья надо было тщательно вписывать в расписание принятия пищи. Понятно, что вы не можете мыться ни в тот день, когда идет стирка, ни когда готовится еда или убирается и моется посуда».

Днями напролет американец сидел в своей комнате, занимаясь русским языком, а вечером «спускался в местный буфет на пару часов, чтобы размять свой язык несколькими стаканами водки и потренироваться в общении с буфетчиком и местными девчонками, опираясь на то, что выучил за день». А еще местный пионер позвал Тейера в школу отмечать «красный день календаря» – 7 ноября, где его избрали в президиум. Приветствовали американца очень хорошо – выступавший со сцены оратор-комсомолец сказал, указывая на него, что скоро в Америке будет революция и коммунисты – учителя и студенты возглавят ее. Когда Тейеру перевели эти слова, он чуть не провалился сквозь землю: что могут подумать в посольстве, узнав, что их сотрудник еще и коммунист?

Наконец, Тейер набрался наглости, решив предложить свои услуги Буллиту. Он оставил консьержу «Националя» свою визитную карточку. Через несколько дней ему назначили встречу вечером, в семь часов: «В шесть тридцать я вышел из своего небольшого жилого дома в темноту улицы. Всю дорогу до отеля “Националь”, до которого было около мили, падал небольшой снег. Я полагал, что прогулка по свежему воздуху пойдет мне на пользу. Через час я буду знать, получу ли место в ведомстве иностранных дел или мне предстоит возвращаться домой и влиться в армию безработных. Признаюсь, что слегка нервничал. В отеле “Националь” мне пришлось объясняться, чтобы преодолеть несколько препятствий в фойе и в холле наверху, пока я смог наконец постучать в дверь посла. Из-за двери выглянул почти лысый, но с остатками рыжих волос человек и спросил: – Вы Тейер? Заходите.

Посол был одет в яркое шелковое кимоно – и это совсем не походило на костюм дипломата, который я ожидал увидеть. Впрочем, кто бы говорил. Мое пальто, с тронутым молью меховым воротником, было родом из магазина секонд-хенд в Филадельфии, а шапку из тюленьей шкуры купил в 1901 году в Петербурге еще мой отец, и весь мой вид был настолько гротескным, что это признавали даже мои не очень сведущие в современной моде русские друзья. Снег, присыпавший мои шапку и пальто, начал таять, и возле моих ног уже стала образовываться лужица. Я осознал, что, кажется, совершаю не самый удачный поступок. И вообще, все, что касалось одежды, не было моей сильной стороной. Я швырнул шапку и пальто в угол».

Тейер напрасно боялся безработицы – ему следовало бы знать, что в СССР найдется работа для всех. А Буллит решил проверить Тейера на знание русского языка, дав ему рукописный текст пьесы Михаила Булгакова «Дни Турбиных», очень понравившейся Сталину – он-то и рекомендовал послу ее посмотреть, что тот и проделал раз пять. Но и Тейер уже несколько раз успел сходить на этот спектакль в Художественном театре. Это и спасло его от провала – нет, он не переводил текст пьесы, а просто пересказал ее содержание по памяти. Посол высоко оценил познания соотечественника в русском языке, пообещав взять его на работу личным переводчиком. На этом и распростились. Тейер спустился в холл «Националя», дошел до стойки консьержа: «Вызовите мне интуристовское такси!»

Через несколько месяцев посол Буллит переехал в свою резиденцию Спасо-хаус в окрестностях Арбата, освободив гостиничные апартаменты. Он настоятельно попросил и Тейера пере ехать, осторожно намекнув, что любому человеку, который имеет с ним дело, становится очевидным, что русские апартаменты не дают ему возможности нормально мыться. Посол был не прав – Тейер мылся раз в неделю, по расписанию в коммуналке. Покидать уже ставшую ему родной коммуналку Тейер все же отказался, но стал ходить в баню, показавшуюся ему чем-то вроде аристократического клуба: «Там, после внимательного осмотра государственным врачом, который должен был убедиться, что вы не имеете заразных кожных болезней, можно было воспользоваться чем-то вроде массового варианта турецких бань и даже поплавать в бассейне с подогретой водой. “Плавать”, наверное, было бы неверным словом, потому что бассейн был так наполнен людьми, что вам удавалось лишь протиснуться в него, постоять несколько минут в плотной массе обнаженных тел и затем попытаться выбраться наружу…»