Последующие лет десять с лишним некогда лучшая гостиница Москвы играла роль общежития для партийных бонз и чиновников, наезжавших в столицу со всех концов Советского Союза. Неудивительно, что дошедший до нашего времени документ о проверке дел на кухне этого самого общежития погружает нас в атмосферу полной бесхозяйственности: «Кухня, где готовится кушанье, представляет из себя, если войти от 10 часов утра до 1 дня, сплошное болото или помойную яму. На полу сплошняком лежат отбросы от продуктов, как то: корки от очистки картофеля и листья от капусты, и все это в достаточной мере пропитано грязью. Туши мяса и рыбы лежат на открытом дворе под навесом, подвергаясь обветриванию и порче. Та же участь постигает и картофель, которого 1000 пудов в мешках составлены в общую груду и представляют из себя свалку испорченных продуктов». Эта цитата заставляет вспомнить пророческие слова профессора Преображенского об истинных причинах разрухи, которые находятся в головах.
Лишь в конце 1932 года зданию вернули его первоначальное предназначение, проведя за полгода реконструкцию гостиницы. Поистрепавшуюся в процессе использования среднеазиатскими наркомами мебель заменили на «гарнитуры генеральши Поповой» (по совету архивариуса Коробейникова!), не сгоревшие во время крестьянских погромов. Среди них были стулья и кресла не только из бывших подмосковных усадеб, но даже петербургских дворцов великих князей, о чем напоминают имеющиеся на мебели штампы Аничкова дворца и Царского Села.
Это была одна из немногих московских гостиниц, сохранивших комфортные условия проживания и в годы развитого (и не очень) социализма. Именно в «Национале» стремились поселиться приезжавшие в Москву иностранные туристы, уже имевшие ранее возможность насладиться небогатым «сервисом» новых советских гостиниц. Выбирая между «Москвой» и «Националем», они, не скрывая, отдавали предпочтение последнему. В этом захватывающем состязании, развернувшемся между двумя гостиницами, стоявшими друг напротив друга, огромная серая «Москва», выстроенная как образец передовой социалистической гостиницы, проигрывала нарядному «Националю» в стиле модерн. Андрей Белый в книге «Москва под ударом» писал: «И стремительно прочь от профессора ноги несли самодергом японца – в “Отель-Националь”, чтоб пасть замертво: в сон. Вот мораль: не ходите осматривать с крупным ученым достопримечательностей городских; Москва – древний, весьма замечательный город».
Одними из первых иностранцев, высоко оценивших сервис «Националя», стали американские дипломаты, приехавшие в СССР после восстановления отношений между двумя странами в декабре 1933 года. Первым поселившимся здесь послом США в СССР стал 42-летний Уильям Буллит, служивший в Москве с 1933 по 1936 год (человек опытный: еще в 1919 году он участвовал в переговорах с Лениным). Буллит имел репутацию любителя всякого рода развлечений на грани фола, предпочитал нанимать на работу холостяков, коими и заполнил в немалой степени персонал посольства в Москве. Неженатые американцы брали пример с посла, заводившего интрижки с балеринами Большого театра – Ольгой Лепешинской и Ириной Чарноцкой. Нормальным явлением в посольстве стала тесная дружба его сотрудников с московскими красавицами, коих они приводили не только на приемы.
Само посольство, находившееся по соседству – в знаменитом «палладианском» доме архитектора Ивана Жолтовского на Моховой, дипломаты иностранных миссий называли не иначе как «Цирком Буллита» – настолько здесь было весело и беззаботно. В Государственный департамент США поступала из Москвы информация о том, что посол «игнорирует мадам Литвинову (жена наркома иностранных дел. –
Буллит расположился в одном из лучших номеров гостиницы на третьем этаже. Именно в этот номер в декабре 1933 года и пришел молодой американец Чарльз Тейер, приехавший в Москву примерно в это же время – он мечтал стать дипломатом. А поскольку на его родине в это время все вакансии в Госдепартаменте США были закрыты, кто-то подсказал ему: «Отправляйся в Россию, учи там язык и пригодишься в американском посольстве». Так он и сделал, обнаружив в себе огромный потенциал авантюризма: «Нередко бывало, что я отчаивался и считал, что такая глупая идея могла прийти в голову лишь полному идиоту». Получив, не без труда, визу, американец приехал в красную Москву.