Ни тот, ни другие. Современное панно создано по эскизу Ивана Рерберга в 1932 году во время масштабной реконструкции гостиницы. А то, самое первое панно, изготовленное на керамическом заводе в Абрамцеве, было исполнено на совершенно иной сюжет, упаднический, как бы выразились в 1932 году. Вместо трактора на нем был представлен бог искусств Аполлон, а вместо паровоза и буровых вышек – музы, совершенно не вписывавшиеся в эстетику ленинского плана монументальной пропаганды. В создании первого панно участвовали художники Павел Кузнецов, Александр Головин и Сергей Чехонин. Их работу и заменили на панно Рерберга, а жаль! В советское время то и дело пытались обновить и интерьеры гостиницы, в частности в 1975–1977 годах была осуществлена роспись плафонов тех залов ресторана, что предназначались для иностранных приемов (художники-супруги Иван Николаев и Марина Дедова-Дзедушинская, они же оформляли станции метро «Боровицкая» и «Отрадное»).
Проект Иванова предусматривал применение современных для той эпохи строительных технологий и материалов, в частности высокопрочной гидроизоляции и железобетона (что подтвердилось почти век спустя – здание очень неплохо сохранилось!). И потому о баснословной стоимости строительства «Национальной гостиницы» ходили легенды. Один из героев писателя Евгения Замятина в его «Блокнотах» поразился увиденным: «Богомолов поехал в город, остригся, надел городское платье. Все ничего, ходил, но против гостиницы “Националь” остановился, ахнул и стал пальцем окна считать. Пересчитал, помножил в уме, сколько стекол и сколько стоит».
Деньги, затраченные на этот дорогущий проект, должны были вернуться сторицей сразу после открытия гостиницы, состоявшегося 1 января 1903 года. Это стало большим событием в жизни Первопрестольной, отныне петербургским чиновникам в старую столицу можно было ехать спокойно, не опасаясь потерять здесь время и нервы на поиски приличного жилья для временного проживания. Готовы были принять самых взыскательных постояльцев все 160 гостиничных номеров, оснащенных по первому слову бытовой техники. Все везли из-за границы – и лифты, и мебель, и люстры, и фаянсовые ванны (из Англии!), и даже ватерклозеты.
Да, чуть не забыли телефонные аппараты, установленные в дорогих номерах – признак небывалой роскоши и чудо цивилизации! К услугам гостей были библиотека и винный погреб, а еще и современная система кондиционирования воздуха. Кухню устроили на шестом этаже, не желая раздражать гостей пусть и вкусными, но запахами, обеды и ужины спускали на специальных лифтах. И еще один малоизвестный факт – прибыль приносили даже подвалы гостиницы, сдаваемые в аренду торговцам Охотного ряда. Лишь здесь, за бетонными стенами и перекрытиями, которые многочисленным рыночным крысам были не по зубам, можно было не опасаться за свой товар.
В зависимости от стоимости гостиничного номера варьировалась и обстановка помещений. Гарнитур из красного дерева, включая диван, кресла и стулья, всевозможные шкафы и комоды, письменные и прочие столы, кушетку, зеркало, ширму и так далее, – для тех номеров, что подороже (на третьем и четвертом этажах), а из мореного дуба – подешевле, на пятом и шестом (там же располагались и апартаменты управляющего гостиницей). Для самой взыскательной публики были предназначены номера люкс, называвшиеся соответственно «Гостиная Людовика XVI» и «Гостиная Людовика XV» (нынче их именуют президентскими апартаментами). В «Гостиной Людовика XVI» потолок украшало живописное панно «Триумф Юноны», еще одной изюминкой номера был камин, облицованный дорогим белым мрамором. Стоимость проживания в таком номере достигала 25 рублей в сутки (месячная зарплата учителя гимназии), но можно было снять апартаменты и подешевле, всего за полтора рубля. И в каждом номере гостиницы была непременно обозначена затейливая монограмма – эмблема «Националя» – переплетение русской буквы Н и латинской N.
Под стать уровню гостиницы был и ее двухэтажный ресторан, обставленный роскошной мебелью. Был здесь и особый зал для привилегированных персон с позолоченной мебелью. Сегодня, как известно, курение в помещениях общественного питания запрещено, а тогда курили много, и потому в более стесненных условиях находились не имеющие этой вредной привычки гости, для которых отвели зал вместимостью всего в дюжину человек. Гораздо большим по площади был зал для курящих – почти на девяносто посетителей!