На Николаевский вокзал Лев Николаевич приезжал и позже, причем, по творческим делам, во время работы над четвертой редакцией романа «Воскресение». 8 апреля 1899 года Сергей Танеев записал: «Лев Николаевич в десятом часу поехал в пересыльную тюрьму смотреть, как поведут арестантов в кандалах. Он с ними сделает путь до Николаевского вокзала. Это нужно для его романа». Речь идет о Бутырской тюрьме, откуда писатель и отправился на Николаевский вокзал. «У меня в романе, – пояснял Толстой, – была сцена, где уголовная преступница встречается в тюрьме с политическими. Их разговор имел важные последствия для романа. От знающего человека узнал, что такой встречи в московской тюрьме произойти не могло. Я переделал все эти главы, потому что не могу писать, не имея под собой почвы…»
В советское время Ленинградский вокзал не утратил своей притягательности для теперь уже советской творческой богемы, в основном, конечно, для актеров. Столько знаменитостей входило под его своды, что никаких мемориальных досок не хватит. Московские артисты ездили отсюда в Ленинград сниматься на киностудии «Ленфильм», а ленинградские приезжали для съемок на «Мосфильме» и киностудии им. Горького. Почему-то своих актеров в обеих столицах не хватало, вот они и обменивались друг с другом ролями. А все благодаря первому в истории России фирменному поезду «Красная стрела», курсирующему по сей день между двумя городами. Из Москвы он идет под № 1, а из Санкт-Петербурга под № 2. Впервые «Красная стрела» отправилась из Ленинграда с Московского вокзала 10 июня 1931 года в половине второго ночи. А на Ленинградский вокзал поезд прибыл в тот же день в 11 часов 20 минут. Это был рекорд эпохи – скорость поезда достигала почти 70 км/ч.
Поговаривали даже, что такой график движения был утвержден самим Сталиным – чтобы его любимые артисты, служившие в то время в Ленинградском театре оперы и балета (ныне Мариинка), могли с удобством для себя ездить из одного театра в другой. Речь, в частности, идет о Марке Рейзене, очень нравившемся вождю в роли Фауста в одноименной опере Гуно. В ту давнюю пору он пел в опере «Фауст» на два театра: в своем, Ленинградском, и Большом. Бывало, обычно так: вечером он выступает в Ленинграде, затем сразу из театра на вокзал, ночью в поезде, а утром уже в Москве, репетирует вечерний спектакль. А затем все повторяется в обратном направлении. После одного из выступлений в Большом театре Рейзена долго не отпускали с усыпанной цветами сцены – аплодисменты не смолкали, зал стоя благодарил певца. В этот момент к Рейзену подошел военный и сказал, что его ждут в правительственной ложе. В костюме Мефистофеля, как был, певец явился перед светлыми очами товарища Сталина (ложа и по сей день находится слева от сцены, если стоять к ней лицом): «”Вождь улыбался, – рассказывал Рейзен, – похвалил за прекрасное исполнение партии и вдруг задал такой вопрос: ”Почему вы поете в Ленинграде, а не в Москве, в Большом театре?” Я просто опешил от внезапной встречи с самим Сталиным, буквально потерял дар речи. Не мог ничего объяснить толком…
Не дождавшись ответа, Сталин сказал: ”Ну вот, Марк Иосифович, с завтрашнего дня вы артист не Мариинского, а Большого театра. – И добавил: – Вы меня поняли?” От такого неожиданного и категорического предложения я совсем растерялся. Только успел вымолвить: ”Товарищ Сталин, ведь у меня в Ленинграде жена, дочь, квартира”.
Сталин встал с кресла и почти на ходу, не ожидая возражения, сказал полковнику, который стоял навытяжку рядом с ним: ”Чтобы завтра была квартира для артиста Рейзена. Вы меня поняли?”».
Короче говоря, обратный билет Рейзену не понадобился. Теперь он пел в Ленинграде лишь по праздникам, а чтобы возвращаться в Москву ему было удобно и комфортно, запустили ту самую «Красную стрелу» с мягкими спальными вагонами, вкусным рестораном, вышколенной в лучших дореволюционных традициях обслугой. Пример Рейзена оказался заразительным. В последующие годы на той же «Красной стреле» в Большой театр переехали балерины Марина Семенова и Галина Уланова, певцы Георгий Нэлепп и Владимир Атлантов – представитель уже нового поколения певцов.