Рассказы о жизни московских зданий и их обитателей

Наблюдая в поезде самых разных пассажиров, Сергей Юрский пришел к поразительным выводам: «Ленинградец всегда полон восторга – он едет в столицу, это прекрасно! (Или он едет из столицы – это тоже прекрасно!) Он едет через столицу за границу – это великолепно! (Или из-за границы через столицу – тоже великолепно!) Он (ленинградец) потирает руки, прищелкивает языком. Он кривит рот в привычность, старается шутить, насмешничать, но восторженность проглядывает, пробивается. Москвич спокойно-снисходителен. Он знает, что его шансы все равно выше. Ленинград ЦЕНИТСЯ, Москва КОТИРУЕТСЯ! А это большая разница! Ценится на словах и на рубли. Котируется на деловых бумагах и на валюту. Ленинградец вежливо оживлен. Москвич полусонен…»

И чего только не рассказывали друг другу (особенно в подпитии) пассажиры Ленинградского вокзала, отправлявшиеся в путь. Эльдар Рязанов написал фантастическую повесть, в которой этот вокзал становится местом действия весьма запутанной истории. Повесть он же и экранизировал в 1993 году, а главную роль в фильме сыграли Олег Басилашвили и Ирен Жакоб. Герой фильма провожает в Ленинград своего отца, сажает его в поезд, а тот неожиданно умирает в пути. Через некоторое время проводник рассказывает герою жуткую правду:

«Страшные вещи регулярно происходили у нас в поезде. Примерно раз в месяц возникал пассажир, довольно молодой, не старше тридцати лет, здоровый, крепкий, такой спортивный, всегда с одним и тем же портфелем в руках. Что находилось у него в портфеле, мы, разумеется, не догадывались. Тогда спальных вагонов в составе было очень мало – в пятидесятом, пятьдесят первом, пятьдесят втором годах, – но у него всегда оказывался билет в крайнее двухместное купе мягкого вагона. И мы знали, что другой пассажир из этого купе ночью обязательно умрет. Так бывало всегда. Незадолго до Бологого парень с портфелем вызывал начальника поезда, говорил, что соседу по купе плохо, и просил вызвать врачей из Бологого к вагону. В Бологом тут как тут оказывалась медицинская комиссия – думаю, что у них у всех под белыми халатами были гебистские погоны, – и констатировала смерть. Иногда от инсульта, иногда от инфаркта, иногда отравление. Труп сгружали в Бологом. Сходил и попутчик. Каждый раз, когда я видел, что он появляется в Москве в моем вагоне, меня охватывала дрожь. Это был палач, который приводил тайный смертный приговор в исполнение. Причем он никогда не работал вхолостую. Что он делал с жертвой – не знаю, потому что всегда было тихо: ни криков, ни стонов, ни выстрелов. И лишь один раз он не успел выполнить свою работу до Бологого. Вошла медицинская комиссия, хотя ее тогда не вызывали, но они и так знали все заранее, а сосед палача по купе был жив: сидел одетый и лихо травил какую-то баланду, всякие там анекдоты. Медицинские эксперты ушли ни с чем. Но я слышал, как палач тихо сказал одному в белом халате:

– К Ленинграду управлюсь…

И действительно, когда подъехали к Ленинграду, весельчак был уже на том свете. Этот самый палач, конечно, понимал, что мы про него знаем, но он всегда делал вид, что никогда нас не встречал. И мы, проводники, тоже делали вид, что этого пассажира видим впервые. Страшно было. Помалкивали в тряпочку…» История эта, больше похожая на слух, бродила по Москве и Ленинграду в начале 1950-х годов. То было опасное время заката эпохи сталинизма. Неосведомленные, но чем-то догадывавшиеся советские граждане, не верившие в сообщения газет о скоропостижной смерти то одного, то другого известного человека, сами находили ответ на волновавшие их вопросы о причинах сего. Прецедент был создан – в 1948 году по прямому указанию Сталина был отравлен актер и режиссер Соломон Михоэлс, а народу сообщили о его гибели в автомобильной катастрофе. Позднее чекист-долгожитель Павел Судоплатов подтвердил факт организации и существования (в 1940–1950-х годах) в недрах его конторы секретной спецлаборатории по разработке ядов «без цвета и запаха».

Но не будем о грустном. В 2009 году с вокзалом произошел курьез, точнее, с его названием. Дважды за день он поменял свое название. 9 июля того года, после обеда на лентах новостных агентств появилось сообщение: Ленинградскому вокзалу возвращено его историческое название «в связи со значительным вкладом российского императора Николая I в возникновение российских железных дорог и инициированием им строительства этого вокзала». Так сообщила пресс-служба «Российских железных дорог». Было также объявлено о скором приведении облика вокзала в соответствие с той самой эпохой, в которую он и возник (можно подумать, что он так сильно изменился с того времени, по крайней мере внешне!). Тут же поступили письма трудящихся с одобрением переименования. Но не прошло и суток, как вечером того же дня поступила уже новость иного содержания – оказывается, что «окончательного решения по вопросу изменения названия Ленинградского вокзала не принято, хотя вопрос действительно обсуждается».