Дом № 6, куда предстояло переехать Станиславскому, старинный. В его основе – палаты конца XVII века, принадлежавшие некогда графу Ивану Толстому, затем с середины XVIII века – капитан-поручику Измайловского полка П. Хлопову. При нем, вероятно, была произведена перестройка здания. Затем владельцем стал генерал-майор Николай Ермолов, дядя полководца Алексея Ермолова. В XIX веке список жителей дома пополнялся особенно часто и самыми разными людьми. Здесь, в частности, в 1840-х годах квартировал актер и педагог Иван Самарин, так что театральная история особняка началась задолго до Станиславского.
Трудно после двадцати насиженных лет на Большой Каретной, где все так было мило и знакомо, на старости лет обживаться на новом месте. Но новым был не только дом, но и обстановка вокруг него. Иные зрители, другие критики. Приходилось оправдываться, приспосабливаться в изменившихся непростых условиях. Так было, когда однажды в 1923 году журнал «Крокодил» напечатал карикатуру на режиссера, а под ней подпись: «Режиссер Московского Художественного театра К.С. Станиславский заявил американским журналистам: ”Какой это был ужас, когда рабочие врывались в театр в грязной одежде, непричесанные, неумытые, в грязных сапогах, требуя играть революционные вещи“». Из Америки, где МХТ находился с 1922 года на гастролях, он шлет в Москву телеграмму: «Сообщение о моем американском интервью ложно от первых до последних слов. Неоднократно при сотнях свидетелей говорил как раз обратное о новом зрителе, хвастал, гордился его чуткостью, приводил пример философской трагедии ”Каин”, прекрасно воспринятой новой публикой. Думал, что сорокалетняя деятельность моя и моя давнишняя мечта о народном театре гарантируют меня от оскорбительных подозрений. Глубоко обижен, душевно скорблю. Станиславский».
Немало было в то время и всякого рода самозванцев, прикрывавшихся именем режиссера, что позволяло им собирать полные залы не только в столицах, но и в провинции. Станиславский боролся как мог. Вот письмо в газету «Вечерняя Москва» от 20 сентября 1925 года: «Уважаемый гражданин редактор! Прошу не отказать в любезности напечатать в Вашей газете следующее письмо: За последнее время неоднократно в разных городах СССР появляются афиши и объявления: 1) о спектаклях Оперной студии моего имени, 2) об оперных спектаклях, поставленных мною лично или под моим руководством, 3) о спектакле оперы “Сорочинская ярмарка” в моей постановке, 4) о выступлении некоторых лиц, именующих себя артистами Оперной студии моего имени. Такие спектакли объявлялись и в городах Поволжья, и под Москвой, и даже в самой Москве, а в настоящее время даются в Харькове. Заявляю, что оперные спектакли под моим руководством или в моей постановке ставились только в студии моего имени в Москве в помещении студии (Леонтьевский, 6) и в государственном Новом театре; один раз в Орехово-Зуеве, и в Ленинграде, в гастрольной поездке студии в феврале месяце 1924 года. Никаких других оперных спектаклей я не ставил, никакими другими оперными спектаклями я не руководил и никому не давал разрешения пользоваться своими мизансценами. Что касается оперы “Сорочинская ярмарка”, то я ее никогда не ставил, и она не была в репертуаре студии. Заявляю также, что буду преследовать по закону всех лиц, пользующихся без письменного разрешения как моим именем, так и именем Государственной оперной студии, руководимой мною. Прилагаю при сем копии имеющихся у меня афиш, которые очень прошу опубликовать. Директор студии народный артист Республики К. Станиславский».