Рассказы, очерки, наброски, стихи (1885-1894)

Я рад случаю сказать Вам всё это на людях, — пусть знают, как хорошо отнестись к человеку человечески сердечно.

Старый друг, милый учитель мой, — крепко жму Вашу руку» (Г-30, т. 29, стр. 447).

После первой публикации «Макара Чудры» Горький неоднократно правил и редактировал рассказ, устраняя диалектизмы, добиваясь сжатости, лаконизма, заботясь о большей ясности и точности языка, освобождая текст от соединительного союза «и», а также от чрезмерного количества вводных слов, междометий и т. п. Первая авторская правка рассказа относится к 1898 году — к периоду подготовки произведений для ДЧ₁. Затем рассказ редактировался автором для ДЧ₂, и К (см. варианты).

Первый отклик на рассказ появился в нижегородской газете «Волгарь» (1893, № 254, 26 октября). Одновременно это — первый из известных нам отзывов в печати о писателе Максиме Горьком, представлявший собой примечание редакции к перепечатке рассказа «Макар Чудра». «Автор этого рассказа, — сообщалось в редакционном примечании, — еще начинающий писатель, но, судя по этому рассказу и по рассказу „Емельян Пиляй“, напечатанному нынешним летом в „Русских ведомостях“, обладает своеобразным поэтическим дарованием. Данный рассказ был напечатан уже в прошлом году в провинциальной газете „Кавказ“, но мы считаем нелишним ознакомить с ним и наших читателей, с согласия автора, в виду достоинств рассказа. Прибавим, что автор обещал нам свое сотрудничество».

Перепечатка «Макара Чудры» в «Волгаре» положила начало сотрудничеству Горького в этой газете.

В тот же день, когда Горький прочел о себе первые строки в печати, он писал секретарю (в действительности фактическому редактору) «Волгаря» А. А. Дробыш-Дробышевскому:

«Примите от меня сердечное спасибо за Ваше любезное и радушное письмо и за то внимание, кое Вы уделяете мне.

Я извиняюсь перед Вами в том, что не могу лично явиться поговорить с Вами и поблагодарить Вас. Я непременно сделаю это, когда буду иметь немного более свободного времени» (Архив А. М. Горького, ПГ-рл-13-30-1).

Сохранились свидетельства о том, как был перепечатан в «Волгаре» рассказ, и о впечатлении, которое он произвел. Так, Ф. В. Смирнов в письме к своему брату И. В. Смирнову от 12 декабря 1893 г. писал: «Обо всех событиях Н. Новгорода ты можешь лучше меня узнать из „Волгаря“, который я не читаю, хотя там обещали напечатать мой рассказ (да что-то не печатают). Был там раз напечатан в конце октября рассказ „Макар Чудра“ М. Горького. Рассказ превосходный, чёрт побери! Прочти, пожалуйста, если не читал. Автор — мой здешний знакомый, молодой человек, „подающий надежды“. Не шутя — талант. Он теперь часто печатается в „Волгаре“, но всё это сравнительно с „Чудрой“ слабо» (Архив А. М. Горького, ПТЛ-15-92-1).

Драгоценным свидетельством об отношении публики к «Макару Чудре» является письмо В. Г. Короленко к брату И. Г. Короленко от 25 ноября 1893 г., в котором много говорится о Горьком и его «всем так поправившемся рассказе о цыганах». При этом Короленко сообщает, что сам он «старался немного расхолодить автора указанием на некоторую романтическую искусственность фабулы и вообще пытался внушить ему осторожность» (Г и Короленко, стр. 202).

Через пять лет о «Макаре Чудре» заговорили центральные органы прессы и известнейшие критики. Это было связано с выходом двух томов первого издания «Очерков и рассказов» (ДЧ₁) в 1898 г.

Н. К. Михайловский в статьях «О г. Максиме Горьком и его героях», «Еще о г. Максиме Горьком и его героях», напечатанных в журнале «Русское богатство», критически отнесся к рассказу писателя, обвинив автора в апологии босячества. Отдавая должное таланту Горького, рассказывающего про своих героев «ужасную, истинно душу потрясающую правду, не скрывая ни одной из черт их многоразличной „порочности“», критик вместе с тем утверждает в первой из этих статей, что автор допустил фальшь, влагая «в их головы маловероятные мысли, а в их уста — маловероятные речи». «Язык его босяков, — пишет он, — до крайности нехарактерен, напоминая собою превосходный язык самого автора, только намеренно и невыдержанно испорченный, и то же можно сказать, по крайней мере отчасти, об их философии» («Русское богатство», 1898, № 9, разд. II, стр. 67). Михайловский видит уязвимость произведений Горького в том, что герои их якобы недостаточно социально детерминированы — «не столько вышвырнуты» из «общего строя жизни» «какими-нибудь внешними, объективными условиями, сколько сами ушли из него, добровольно, побуждаемые жаждою свободы, наилучше для них удовлетворяемою бродячей жизнью» (там же, стр. 68). Упрекает он автора и в том, что тот, произвольно считая своих героев-босяков классом, якобы не показал «те новые условия, которыми они действительно порождены, не связал судьбу своих героев с условиями, где «гранит, железо, мостовая, люди — всё дышит мощными звуками бешено страстного гимна Меркурию» (там же, стр. 73). На этом основании Михайловский отказывает героям Горького в «новизне», считая новой лишь психологию горьковских героев — их крайний индивидуализм.