Когда приходишь поболтать с человеком, а тебя усаживают читать, это всегда скучновато, но я так стремился загладить свою бестактность, что принялся читать каждую строчку. Я совершенно не понял, к какому выводу должны были привести меня вырезки из альбома. Начиналось это приблизительно так, с критических замечаний о работе некоего скульптора: «Произведение непропорционально, поза статуи неестественна, имеется претензия на реализм, однако руки статуи как будто меньшего, нежели в реальной жизни, размера, совершенно непонятно направление движения фигуры, — как будто движутся только брюки, но никак не ноги. Сомнительно, чтобы в реальной жизни данное тело вообще удержалось бы на ногах».
Следующий критик из альбома тоже критиковал ноги этой статуи, а затем продолжал в следующих выражениях: «У всех скульптур мистера Ардона на лицах — выражение ужаса. Лица, конечно, отличаются, однако ужас неизменно присутствует. Другого слова и не подберешь. Ужас этот неестественный и проистекает из декадентских настроений скульптора. И если кто-либо сочтет это клеветой, пусть взглянет на тысячи лиц и отыщет хоть на едином из них печать такого же ужаса, смешанного с изумлением, как в произведениях мистера Ардона, если вообще считать их произведениями».
Я с трудом дочитывал этот альбом, устроившись в кресле Лаксби, а он стоял и наблюдал за мной. Должно быть, я уже прочел дюжину критических статей, все об одном и том же. И вдруг натолкнулся на совершенно неожиданную вырезку. В ней говорилось: «В прошлый вторник днем мисс Джейн Ингли ушла и не вернулась домой. Полиция Йоркшира провела поисковую операцию, но пока ее не обнаружила». Далее в вырезке содержался призыв к общественности сообщить по телефону, если хоть что-нибудь станет известно о местонахождении девушки. Я перевернул страницу и нашел еще несколько вырезок об этой девушке, насколько я понял, критических заметок о скульптуре больше не было. Заметив, что я перевернул страницу, Лаксби остановил меня и, к моему некоторому облегчению, сказал: «Пока больше ничего читать не надо».
Я поднял глаза.
— Эту девушку узнал ее брат, — сказал он.
— Узнал, — сказал я. — Значит, она жива.
— Нет, — сказал Лаксби.
— Что с ней случилось? — спросил я.
— Ты знаешь, на что я всегда претендовал, — сказал он.
— Ты хотел быть детективом, — ответил я.
— Нет, — возразил он. — Я хотел быть великим детективом. В любой профессии можно быть серостью. Вот этого я как раз и не хотел бы. Любая профессия может подарить миру одного-двух величайших специалистов. Я хотел бы стать именно таким. Выбери неверную профессию, заставь человека, рожденного быть ныряльщиком за жемчужинами, стать верхолазом, и ты получишь всего лишь посредственность. Я знал, что создан для этой профессии. Я чувствовал, что в этой профессии меня ожидают сверхвозможности. Собственно, так оно и вышло.
Мне казалось, что он просто ищет оправданий своему ошибочному выбору, и я вежливо кивал. Но тут он произнес те последние четыре слова, которые меня глубоко поразили. Может, он имел в виду, что сделал что-то стоящее? А что он мог сделать? Альбом никак этого не объяснял. Пришлось переспросить.
— Тебе представилась хорошая возможность? — переспросил я.
— Именно так, — сказал он.
— И что же это за возможность? — спросил я.
— Видишь ли, в этом-то и проблема, — сказал он. — Пока никаких доказательств я предъявить не могу. Ничего, во что поверил бы суд. Ничего, во что поверил бы ты. Даже не знаю, как это тебе объяснить.
— Ну, я-то тебе поверю, — сказал я.
— Я должен пояснить, — начал он, — что ничего подобного раньше не случалось со времен норманнского завоевания в Британии и даже задолго до этого.
— Да что же это? — спросил я.
— Это некоторое мое подозрение, — сказал он, — и я должен его доказать. Я думаю, ты согласишься, что брат всегда сможет узнать собственную сестру?
— Ну да, — подтвердил я.
— Видишь ли, — сказал Лаксби, — если ты так считаешь, больше ни о чем не спрашиваю. Если ты с этим согласен, ты поверишь и в остальное.
— Конечно, я в этом уверен, — сказал я.
— Вот это и есть доказательство, на котором я основываю всю логику, — продолжил он.
— На том, что брат в состоянии узнать свою сестру? Мне это пока ни о чем не говорит, — сказал я.
— Согласен, — подтвердил он. — Но в этом кроется кое-что большее. Лучше расскажу тебе всю историю.
— Давай, — сказал я.
Он сел напротив и начал.
— Джеймс Ардон, — сказал Лаксби, — начинающий скульптор. По крайней мере, так он утверждает. Я навел справки, очень детальные, и нигде не нашел информации о том, что он где-либо учился. Он говорит, что изучал скульптуру, рассматривая статуи в Греции.
— Он путешествовал по Греции? — спросил я.
— Да, — сказал Лаксби.
— А чем он сейчас занимается? — спросил я.
— Он снял студию в Йорке, — объяснил Лаксби.
— Где и исчезла та девушка, — продолжил я.
— Именно, — сказал Лаксби.
— И там он делал статуи, которые здесь раскритикованы, — сказал я, поглаживая альбом.