Рассказы сновидца

— В древнюю, — мгновенно ответил Лаксби, не дав мне возможность пойти на попятную. И после этого я уже не мог больше размышлять ни о географии, ни об импорте мрамора, ибо мои мысли погрузились в историю, а потом и в легенды, и среди этих древних легенд, среди ужаса во тьме времен, я узрел голову Медузы^{80} и щит Афины Паллады.^{81}

— Голова? — выдохнул я.

И он кивнул.

— Но как это можно доказать? — спросил я.

— Он обнаружил щит, — сказал Лаксби, — и мы должны его найти.

— Господи, да как ему удалось его обнаружить? — вопросил я.

— Нам это не известно, — сказал Лаксби. — Но Греция полна чудес. Взгляни на Парфенон.^{82} Взгляни на Венеру Милосскую.^{83} Сравни их с современной скульптурой. Это же просто чудо. Начни свои объяснения с этого. Они вкладывали в каждую статую душу. Здесь возможно все. Они намного превосходят нас.

— Но погоди, — сказал я. — Лицо Медузы Горгоны было плотью. А Афина Паллада поместила его на свой щит. И оно там и осталось?

— Да, — сказал Лаксби. — У этих бессмертных существ в крови, должно быть, имелись какие-то вещества, которых у нас нет, и получается, что горгоны не разлагаются.

— Значит, ты в них веришь? — спросил я.

— Приходится, — ответил он. — А какой еще может быть ответ? Человек, никогда не учившийся скульптуре, не знающий о ней ничего, вдруг делает вот такие статуи, что бы ни говорили критики, статуи — как живые, потому что никто после греков так полно не воплощал жизнь в мраморе. С таким же успехом ты можешь сейчас выйти из этой комнаты и, ничему не учась, вдруг построить боевой корабль. Я все тщательно проверил, я не сидел сложа руки.

Небольшие хижины, вид которых нам вовсе не понравился

— Но ты требуешь от меня поверить в невероятное, — воскликнул я.

— А другой вариант разве возможен? — спросил он.

— Может быть, — ответил я.

— И кроме того, — сказал Лаксби, — я не прошу тебя верить во все, что говорю. Ты должен поверить в наиболее вероятные вещи. Я не могу контролировать твою веру. Так же, как, думаю, и ты сам.

— Он мог найти мраморную статую в Йорке, — сказал я. — Там же есть древний лагерь в Эборикуме.^{84}

— Скорее всего, — сказал Лаксби. — Но ведь это не могло быть статуей современной девушки в современной одежде, которую узнал ее брат, к тому же он узнал все ее безделушки и бижутерию.

— И как же это получилось? — спросил я. — Воплотить в мрамор ее платье и безделушки?

— Если ты о голове Медузы, так и получилось, — сказал Лаксби. — На нее ведь достаточно было лишь взглянуть. Все эти его статуи были полностью одетыми, в мраморных платьях или пиджаках.

— Понятно, — сказал я.

— Или ты предпочел бы поверить, — продолжал он, — что он берет мрамор в Йоркшире, где заблагорассудится, в любых болотах, где его нет, и высекает все эти шедевры, нигде даже этому не учившись?

— Нет, — сказал я. — Все, наверное, именно так, как ты говоришь. Он, должно быть, нашел щит Афины. Увидел его краешек, торчащий среди анемонов, и выкопал его. Но как же он избежал участи быть превращенным в камень, когда его увидел? Все легенды говорят, что это невозможно. А мы должны в это поверить, раз не видим никакого другого способа, с помощью которого он мог бы создавать все эти статуи.

— А какой же другой может быть способ? — спросил Лаксби.

— Так как же он избежал участи обратиться в камень, когда увидел щит? — вновь спросил я.

— Должно быть, щит лежал на земле, — предположил он. — И затем, когда он поднял его, держа за рукоять, может быть, какая-нибудь коза или кто-нибудь еще, взглянув на этот щит, окаменела, и тут он понял, что у него в руках. И после этого ему пришлось обращаться со щитом крайне осторожно, иначе его бы здесь уже не было.

— Все это странно, — сказал я.

— Как и обратный вариант, — настаивал Лаксби. — Скульптор без образования и без мрамора!

— Нет, не могу в это поверить! — сказал я.

— Что же, я рад, что не можешь, — ответил Лаксби. — Теперь мы можем приступить к делу. Что будем делать?

— Хочешь, я пойду и обыщу его студию, — сказал я. — Как-нибудь туда проникну и дам тебе независимое заключение и доказательство, чтобы поддержать тебя в суде, если хочешь.

— Нет, не надо, — сказал он. — Там нечего искать, кроме одной вещи. А если ты ее увидишь…

Некоторое время после этого мы не произносили ни слова.

И потом Лаксби произнес:

— Не думаю, что из тебя получится очень хорошая статуя.

— Но я буду держать глаза закрытыми, — пообещал я.

— Тогда ты ничего не увидишь, — сказал Лаксби.

С этим нельзя было не согласиться. Но я не собирался отказываться от своей идеи.

И тогда я сказал:

— А разве Персей не использовал зеркало?