Рассказы Вельзевула своему внуку

Мы тут же решили все наши монастырские духовые музыкальные инструменты немедленно заменить струнными, но при этом у нас возник другой очень серьезный вопрос, а именно, что набрать нужное число специалистов для игры на струнных инструментах из среды наших дервишей будет невозможно.

Тогда наш Шейх, немного подумав, сказал мне:

„Хаджи, ты, как специалист по струнным музыкальным инструментам, попробуй, может быть, тебе удастся создать такой струнный музыкальный инструмент, на котором всякий дервиш, не будучи специалистом, мог бы производить звуки нужной мелодии только механическим действием, как, например, верчением, ударом, прижиманием и т. д.“.

Такое предложение нашего Шейха меня тогда сразу же очень заинтересовало, и я с большим удовольствием взял на себя такую задачу.

После этого решения я встал и, приняв его благословение, ушел к себе.

Вернувшись к себе, я сел и начал очень серьезно и долго думать. В результате всех моих дум было то, что я решил сделать обыкновенный „цимбал“ и с помощью моего приятеля, дервиша Кербалай-Азис-Нуаран, придумать такой механизм молоточков, чтобы от их ударов издавались соответствующие звуки.

И в тот же вечер я пошел к этому моему приятелю, дервишу Кербалай-Азис-Нуаран.

Хотя этот мой приятель-дервиш среди своих товарищей и знакомых слыл за большого чудака, все же все его уважали и почитали, так как он был очень разумный и ученый и часто говорил о таких вопросах, что всякому приходилось волей-неволей серьезно о них задумываться.

До посвящения в дервиши он был настоящим профессионалом, а именно, был „саатчи“, т. е. часовых дел мастером.

И в монастыре он тоже все свое свободное время посвящал этому своему любимому ремеслу.

Этот мой приятель, дервиш Кербалай-Азис-Нуаран, за последнее время увлекался, между прочим, одной „чудаческой-идеей“, а именно – пытался создать такие механические часы, которые указывали бы очень точно время без помощи какой бы то ни было пружины.

Эту свою „чудаческую-идею“ он объяснял следующей короткой и очень простой формулировкой:

„На Земле нет ничего находящегося в абсолютном покое, потому что сама Земля движется; на Земле в покое только тяжесть и то только на занимаемом наполовину по объему себя месте. Я хочу добиться такого абсолютного равновесия рычагов, чтобы их движение, которое должно обязательно произойти от темпа движения Земли, точно отвечало нужному передвижению часовых стрелок“ и т. д., и т. д.

Когда я пришел к этому моему чудаку-приятелю и объяснил ему, чего я хочу добиться и какой ожидаю от него помощи, он тоже сразу этим заинтересовался и обещал мне помочь во всем, как сможет.

С другого же дня мы совместно приступили к работе.

При такой совместной работе самый остов задуманного мною такого механического музыкального инструмента был скоро готов; лично я начал отмечать и распределять места для соответствующих струн, а мой чудак-приятель продолжал работать над механизмом молоточков.

И вот, когда я кончил натяжку струн и начал настраивать их соответствующим образом, тут и началось то, что возбудило во мне дальнейший тот интерес, который и привел меня к начатым мною и поныне продолжающимся экспериментам, касающимся законов вибраций.

А началось это следующим образом:

Прежде всего, надо вам сказать, что до этого я уже очень хорошо знал, что половина длины любой струны дает вдвое большее число вибраций, чем вся струна одинакового объема и плотности, и согласно этому принципу я и начал располагать на цимбале так называемые „кобылки“ для струн и потом стал соответствующе настраивать все струны для известной древней священной мелодии с „осьмушкотонными“ звуками, конечно согласно имевшегося у меня „перамбарсасидаван“ или, как в Европе называют, „камертон“, с порождающим вибрации абсолютной китайской ноты „до“.

Во время настройки я впервые ясно констатировал, что этот принцип, а именно что число вибраций струны обратно пропорционально длине ее, не всегда, а лишь иногда совпадает для получения так называемого „общесливающегося-гармонического-созвучия“.

Такое констатирование меня так заинтересовало, что я тогда все мое внимание отдал на исследование только этого и совсем перестал заниматься самим „цимбалом“.

Случайно тогда вышло еще так, что тем же самым очень заинтересовался также и мой чудак-приятель, и мы вместе с ним начали исследовать этот, удививший нас обоих, факт.

Только через несколько дней мы с приятелем заметили, что забросили нашу главную работу и потому с этого же дня решили половину нашего времени посвящать окончанию цимбала, а другую половину – сказанным исследованиям.

И действительно, мы очень скоро наловчились эти две наши задачи исполнять так, чтобы одна ничуть не являлась бы ущербом для другой.

Вскоре задуманный мною механический цимбал был готов, который нас вполне удовлетворил и получился, кстати сказать, вроде „новогреческой-шарманки“, но с четвертьтонными звуками и по размерам немного больше ее.