Расследования Берковича 9 [сборник]

— Конечно. Бедняга только твердит, что ничего не видел и ничего не знает, а сержант Соломон ему, конечно, не верит.

— Закрыть бы все эти «институты», — сказал Беркович, — и убийств в Тель-Авиве стало бы меньше.

— Эх, — закатил глаза инспектор. — У вас, русских, кажется, есть поговорка: «Когда рак на горе свистнет»…

Смерть в киббуце

— Почему бы нам не снять на три-четыре дня домик в киббуце? — предложил Беркович. — Арику необходим свежий воздух.

— Арику, — возразила Наташа, — пока все равно, а вот тебе, Боря, отдых действительно необходим.

В газетах Беркович нашел десятка два объявлений: одни киббуцы предлагали только комнату с завтраком, другие — еще и бассейн впридачу. После долгих обсуждений решили позвонить в киббуц Ронит — Наташу обрадовало сообщение о трехразовом питании. Ей совсем не хотелось в дни отдыха заниматься приготовлением пищи.

Комната оказалась не такой дорогой, как ожидал Беркович. Правда, все было занято почти на месяц вперед, но и та дата, которую предложил киббуц, его вполне устроила. Выехать предстояло в четверг утром, а домой вернуться — в воскресенье вечером.

Домик действительно оказался таким, каким был изображен на рекламной картинке — маленьким, уютным и с видом на вершину Хермона. В комнате была детская кроватка (за отдельную плату), и, уложив спавшего Арика, Беркович с Наташей вышли на аллею, тянувшуюся вдоль берега искусственного озера — небольшого, конечно, но достаточно живописного. Далеко уходить они не собирались — Арик мог проснуться в любую минуту.

Вдоль аллеи стояло около десятка таких же коттеджей, и рядом с самым дальним из них группа мужчин и женщин обсуждала какое-то происшествие.

— Погляжу, что там случилось, — сказал Беркович.

— Поболтать захотелось? — спросила Наташа. — Иди, а я побуду с Ариком. Только возвращайся быстрее, скоро обед.

Подойдя к дальнему коттеджу, Беркович услышал обрывки разговоров:

— …Совсем молодой, как же так…

— …Такие случаи сто раз бывали. Хлоп — и все…

— …Ализу жалко, как ей сообщить?…

— Что-то случилось? — вежливо поинтересовался Беркович у мужчины лет сорока, не принимавшего участие в общем шуме.

— Вы только что приехали? — вопросом на вопрос ответил мужчина. — Меня Шмуэлем зовут, а вас?

— Борис Беркович, мы с женой и ребенком приехали на четыре дня. Вы здесь живете, Шмуэль, или тоже приехали отдыхать?

— Я здесь родился, — сообщил Шмуэль. — Это я принимал ваш телефонный заказ. Беркович, говорите? Работаете к криминальном отделе полиции?

— Да. Надеюсь, у вас в киббуце преступность на достаточно низком уровне?

Шутка, конечно, была не из лучших, а Шмуэль вообще воспринял слова Берковича очень серьезно.

— У нас нет преступников! — воскликнул он. — Не знаю, что вам успели наговорить об Игале, но это чепуха!

— Не знаю никакого Игаля, — удивленно сказал Беркович. — Я только хотел спросить, что здесь случилось.

— Случилось то, что Моти умер, а Игаль был у него ночью, это многие видели, и теперь вот идут всякие разговоры, хотя врач сказал, что у бедняги просто остановилось сердце.

— Погодите, — прервал собеседника Беркович, поняв, что здесь действительно произошло нечто экстраординарное. — Я ничего не знаю, вы можете рассказать по порядку?

По порядку получилось так. Моти Кац и Игаль Коэн дружили с детства, оба недавно отслужили в армии, Игаль — в «Голани», а Моти по здоровью не попал в боевые части. Вернувшись в киббуц, друзья нашли себе дела по душе: любивший риск Игаль пошел в помощники к Рону Фишману в змеиный питомник, где разводили гадов и продавали яд на фабрику лекарственных препаратов, а Моти работал в бухгалтерии. Змеи в питомнике были всякие — от гюрз и гадюк разных видов до очень ядовитой породы североафриканской эфы, недавно завезенной в Израиль.

Друзья были не разлей вода. Правда, в последние месяцы между ними пробежала черная кошка — обоим нравилась одна и та же девушка по имени Лея, но она не отдавала предпочтения ни Игалю, ни Моти, так что соперничество вовсе не мешало на самом деле их дружбе. Они и по ночам довольно часто проводили время вместе — смотрели телевизор, пили пиво, разговаривали. Прошедшая ночь ничем не отличалась. Часа в четыре утра поднялся шум: Игаль что было сил колотил в дверь местного эскулапа Нахума.

Нахум прибежал следом за Игалем в коттедж Моти, но лишь констатировал смерть молодого человека. Вызвали, конечно, и скорую, и полицию, все утро разбирались. Тело отвезли в Афулу, и там врачи заявили, что произошла спонтанная остановка сердца. На теле Моти не было ни малейших следов насилия, лишь на лице застыла, говорят, гримаса ужаса, но это понятно: когда прихватывает сердце, человека охватывает паника.

Полицейские допросили Игаля, но тот смог лишь сказать, что до трех часов обсуждал с Моти будущую олимпиаду в Сиднее и смотрел спортивный канал. Моти лежал на диване, он любил смотреть телевизор лежа. Вдруг лицо его изменилось, он захрипел и… все. Ужасно! Игаль всякого насмотрелся в армии, но чтобы человек умер просто так, ни с того, ни с сего…