Расследования Берковича 9 [сборник]

«Я вышла из ванной и собиралась закрыть шторы в салоне, чтобы дождь не бил в стекло. И тут раздался безумный вопль, а потом еще один. В темноте улицы ничего не было видно. Тут сверкнула молния, и я увидела, как прямо перед моими окнами мужчина бросил кого-то на землю. Он был в кипе, черном костюме и с бородой. Потом опять настала темнота, и я вызвала полицию».

Полицию в тот вечер независимо друг от друга вызвали одиннадцать человек — жители квартир в домах, расположенных по периметру городской площади. Патруль прибыл на место через три с половиной минуты, а еще десять минут спустя приехал с оперативной группой старший сержант Беркович. Посреди площади лежал труп английского туриста. Смерть Нормана Вильсона наступила из-за нанесенных ему восьми несовместимых с жизнью ножевых ранений. Нож лежал рядом с телом — даже если на рукояти и были пальцевые следы, ливень их смыл. Смыты оказались и следы ног на гравии. После осмотра тела выяснилось, что у туриста исчезли все деньги и кредитные карточки. В кошельке лежал лишь паспорт гражданина Великобритании. Можно было говорить о простом ограблении, если бы не единодушное описание внешности убийцы. Описаний этих в деле было двадцать три — едва ли не все жители соседних домов, услышав вопли, поспешили к окнам, а молния позволила им увидеть все происходившее, как свои пять пальцев.

— Майор Лившиц, — сказал инспектор Хутиэли, — решительно отвергает версию о том, что убийцей был религиозный еврей. Он утверждает, что преступник переоделся, чтобы обмануть следствие.

— Полная чушь, — поморщился Беркович. — Представьте себе ночного грабителя, идущего на дело в черном костюме и кипе. Кстати, почему только в кипе? Если уж говорить об антураже, должна быть шляпа.

— Шляпа с головы упала, когда он бил жертву ножом. Не смотри на меня так, Борис, я излагаю версию майора, и на этой версии будет настаивать все начальство. Как и на том, что это был маскарад. Да, ты прав, нужно быть идиотом или психом, чтобы устроить такой цирк… Но они там так думают.

— А вы считаете, что убийцей и грабителем действительно мог быть религиозный человек? Хасид?

— Это невероятно, согласен, но маскарад с переодеванием — полный бред. А из двух версий — невероятной и невозможной — нужно выбрать одну.

— Мы эту версию прорабатывали весь день, несмотря на то, что майор был нашими действиями недоволен, — сказал Беркович. — Наверняка завтра нам запретят вести расследование в религиозном районе.

— Да, — кивнул Хутиэли. — Меня потому и подключили к этому делу — чтобы я подействовал на тебя соответствующим образом.

— И вы намерены так поступить?

— Но ведь ты сам говоришь, что за весь день не продвинулся ни на шаг.

— Расследование в религиозной среде — это самое последнее, что я мог бы пожелать себе в жизни, — согласился Беркович. — Мне нужно было найти человека, поздно вернувшегося домой. Найти мокрый костюм. Но все молчат, потому что раввин велел им не вести разговоров с полицией. Вполне возможно, что я говорил и с убийцей, но он ничем себя не выдал…

— Вот видишь, — сказал Хутиэли. — Все это бесполезно. Даже если виноват кто-то из них, его будут покрывать, потому что там свои законы. Они, конечно, ни в коей мере не оправдывают убийство, но суд будут вершить сами. И если однажды мы обнаружим где-нибудь на пустыре тело, побитое камнями…

— Может быть и такое? — поразился Беркович.

— Теоретически, — пожал плечами Хутиэли. — По традиции именно такое наказание полагается еврею за убийство. А расследование они там проведут сами, у них вполне достаточно для этого возможностей.

— Я не понимаю смысла этого убийства для религиозного человека, — пожаловался Беркович. — Отнять две тысячи шекелей и тысячу долларов мог уличный грабитель, обычно промышляющий в позднее время. Он мог выследить англичанина…

— Тоже, кстати, странный тип, — заметил Хутиэли. — Что его понесло на улицу в такую погоду?

— Я справлялся, — объяснил Беркович. — Вильсон обожал гулять под дождем. Он и в Лондоне это делал, а здесь просто не мог упустить такой возможности — понимал, как редко случаются в Израиле грозы с ливнем…

— Ну и погулял, — буркнул инспектор. — Похоже, это дело грозит нам обоим неприятностями.

Беркович и сам это понимал.

— Удивительно, — сказал он. — Обычно свидетели дают противоречивые описания, а тут все говорят одно и то же — нет ни малейших оснований сомневаться в том, что преступник выглядел именно так, как он изображен на фотороботе.

Хутиэли не ответил, с мрачным видом просматривая листы протоколов.

— И ведь видели они эту картину в течение какой-то доли секунды, когда сверкнула молния, — продолжал Беркович, — но запомнили на всю жизнь, будто четкую фотографию.

Он неожиданно запнулся и повторил, сдвинув брови:

— Четкую фотографию, да…

Некая мысль пришла ему в голову, и минуту-другую Беркович обдумывал ее, поворачивая разными сторонами, потом потянулся к телефонной трубке и набрал номер.