Расследования доктора Гидеона Фелла. Первая улика

– Будем откровенны, мистер… эм… Хэдли. Я выставил себя дураком. Вы знаете, что я нанял людей следить за моей женой. Мне придется извиниться перед ней за это. То, что я выяснил, лишь подтверждает ее доброе имя.

Хэдли слабо улыбнулся, точно собираясь сказать: «Неплохо сыграно!»

– Мистер Биттон, я собирался поговорить с вами сегодня вечером, так почему бы нам не сделать это здесь. Мне нужно задать вам пару вопросов…

– Как вам будет угодно.

Старший инспектор взглянул на своих товарищей. Доктор Фелл не обращал на этот разговор ни малейшего внимания. Он тщательно осмотрел маленькую уютную комнату с коричневыми обоями, снимками спортивных команд и обтянутыми кожей креслами. Один из стульев перевернулся, ящики стола были выдвинуты, один валялся на полу, вокруг разлетелось его содержимое. Нагнувшись, доктор Фелл присмотрелся к бумагам.

– Театральные программки, журналы, старые приглашения, счета… – пробормотал он. – Хм… Ничего из того, что мне нужно. Наверное, рабочий стол и пишущая машинка в другой комнате. Простите, джентльмены. Прошу, продолжайте допрос, не обращайте на меня внимания.

С этими словами он скрылся за дверью в глубине комнаты.

Хэдли снял шляпу, указал Рэмполу на кресло и уселся сам.

– Мистер Биттон, – жестко сказал он. – Я думаю, нам с вами лучше поговорить откровенно. Меня не интересует моральный облик вашей жены или ваш, если уж на то пошло. По крайней мере, до тех пор, пока это не касается убийства. Вы признали, что установили за своей супругой слежку. Зачем же вы отрицаете тот факт, что у Филиппа Дрисколла и вашей жены был роман?

– Это наглая ложь! Если вы намекаете, что…

– Я ни на что не намекаю. Я вам говорю. Вы сами предполагали подобное, когда обратились к частным детективам, не так ли? Поэтому давайте не будем тратить время. Письма «Мэри» у нас, мистер Биттон.

– Мэри? Какой еще Мэри?

– Вам это прекрасно известно, мистер Биттон. Вы как раз собирались разбить ее статуэтку, когда мы вошли в эту комнату. – Хэдли подался вперед, в его голосе зазвенел металл. – Предупреждаю вас, я не могу сейчас тратить время. Не в ваших привычках входить в чужие дома и разбивать украшения на каминных полках просто потому, что вам не нравится интерьер комнаты. Если вам кажется, что нам неизвестно значение этих двух статуэток, вы ошибаетесь. Мы все знаем. Вы разбили фигурку мужчины и собирались разбить фигурку женщины. Ни один здравый человек, видевший ваше лицо в этот момент, не усомнится в вашем душевном состоянии. Я ясно выражаюсь?

Биттон прикрыл глаза руками, на лбу у него вздулась вена.

– Какое вам дело до того, что…

– Что вам известно об убийстве Дрисколла?

– Что?

– Вы слышали об убийстве Дрисколла?

– Немного. Я… я говорил с братом, когда он вернулся из Тауэра. Лора… Лора пришла домой и заперлась в своей комнате. Когда… когда я вернулся домой, то постучал к ней в дверь, но она мне не открыла. Я подумал, мол, безумие какое-то. Я же тогда ничего не знал об этом… убийстве. Шейла сказала, что Лора вбежала в дом белая как снег и бросилась в свою комнату, не сказав ни слова. – Его рука судорожно сжалась. – Потом, около половины восьмого, домой пришел Уилл и рассказал мне о случившемся…

– Тогда вы понимаете, что у нас есть все причины выдвинуть обвинения в убийстве Филиппа Дрисколла вашей жене?

Хэдли проявил себя во всей красе. Рэмпол восхищенно посмотрел на него. Словно беззащитное грузовое судно внезапно ощетинилось орудийными батареями – пушки к бою! Американец знал, что у Хэдли нет главной улики по этому делу, и Биттон ее предоставил. Теперь в старшем инспекторе не осталось и следа той обходительности, с которой он опрашивал свидетелей сегодня днем: перед Рэмполом сидел суровый и непреклонный человек, с горящими глазами и глубокими морщинами вокруг рта.