– Быстрее! Не спорь! Вы никому об этом не расскажете, правда, доктор Кайл? – спросила она. – К тому времени, как поднимется занавес, он будет на ногах. Пожалуйста, не говорите никому. Никто и не догадается.
Доктор галантно принес уверения в том, что ее тайна в безопасности. Он посетовал на привычки некоторых людей употреблять чрезмерное количество алкоголя и предложил помощь в деле перемещения дядюшки Жюля, но Валвик и Морган смогли справиться с этим заданием сами. Им удалось избежать внимания стюардов на всем пути следования по палубе. Пегги, вытирая слезы, металась взад-вперед.
– Не в его каюту, в гримерку у заднего входа в концертный зал! Ох, осторожнее! Осторожнее! Куда запропастился Абдул? Почему Абдул не проследил за ним? Абдул будет в ярости – у него жуткий нрав… Ох, если мы не приведем его в чувство, некому будет произносить монолог в прологе, а Абдулу придется все делать самому. Он, наверное, не сможет… Слышите? Люди уже потянулись в зал…
Они добрались до коридора на правой стороне палубы С, и Пегги провела их в темный проход. Он оканчивался дверью, выходящей на лестницу. Рядом обнаружилась еще одна дверь, которая вела в просторную каюту. Пегги включила свет. Со стороны лестницы слышался гомон – похоже, там затеяли какую-то игру дети. Морган, тяжело дыша, помог Валвику уложить кукловода, столь же тяжелого, как и одна из его марионеток, на диван. Голова дядюшки Жюля перевалилась на другую сторону, он присвистнул, пробормотал
Пегги, одновременно всхлипывая и ругаясь, ринулась к ящику в углу каюты. Как заметил Морган, каюта была полностью обставлена как гримерная. В ней висели три великолепных костюма с заостренными шлемами, мечами, скимитарами, кольчугами и украшенными стеклянными драгоценностями плащами. В воздухе пахло пудрой, на столике лежали накладные усы разных видов, парики, крем для лица, разнообразный грим, клей, косметика и косметические карандаши разных оттенков. Морган полной грудью вдохнул аромат театра – ему тут нравилось. Пегги вынула из ящика большую коробку с пищевой содой.
– Не полутшится, – уверенно заявил капитан Валвик, угрюмо глядя на дядюшку Жюля. – Йа пофитал пьяных на сфоем феку, и я кофорю фам…
– Получится! – вскричала Пегги. – Миссис Перригорд, прошу, пожалуйста, перестаньте плакать и налейте стакан воды. Воды, кто-нибудь! Один раз в Нэшвилле, когда он был в таком же состоянии, я вернула его к жизни. Теперь, если кто-нибудь…
– О, бедня-ажка… – Миссис Перригорд, плача, погладила дядюшку Жюля по лбу.
Его храп тут же взвился раскатистым крещендо, и кукловод перевалился на другой бок.
– Поднимите! – взвыла Пегги. – Держите его – усадите его, капитан! Держите его голову. Вот так. Теперь пощекочите его. Да, пощекочите. – Она бросила соду в стакан и подошла к дядюшке, с отвращением вдыхая источаемый им аромат джина, смешавшийся с запахом грима. – Ох, ну и где Абдул? Абдул знает, как это делается. Держите его, пощекочите его немного.
– Хр-р-р-р. – Дядюшка Жюль взвился в воздух, как пойманный дельфин. На его лице проступило раздраженное выражение.
–
В дверь постучали.
Пегги едва сдержала крик, отпрыгнув.
– Мистер Перригорд! – простонала она. – Нет, быть не может! Если он об этом узнает, нам конец. Он ненавидит пьянство, он напишет об этом в газеты. Абдул! Может, это Абдул. Теперь ему придется всем заняться. Он должен…
– Это, – вдруг сказал капитан Валвик, – отшень странный стук. Слушайте!
Все уставились на него, а у Моргана возникло весьма нехорошее предчувствие. Это и правда был какой-то сложный стук, долгий и частый, будто тайный шифр масонской ложи. Валвик пошел к двери, чтобы открыть ее, но тут она таинственным образом принялась открываться сама по себе, да не просто так, а словно бы рывками.
– Пссст! – раздалось из коридора.
В комнату, сначала осторожно заглянув внутрь, проник не кто иной, как мистер Кертис Уоррен. Его одежда пребывала в беспорядке, пиджак был порван, а фланелевая рубашка перепачкана машинной смазкой. Волосы топорщились, да и на лице были видны кое-какие следы повреждений. Но вид у него при этом был сияющий. Осторожно закрыв за собой дверь, он гордо оглядел присутствующих.
Прежде чем все смогли отойти от шока, ужаса и остолбенения, Уоррен торжествующе расхохотался.
Затем он сунул руку в карман и выбросил ее вперед. В его ладони, поблескивая на золотой цепочке, лежал изумрудный слон.