Молодой человек указал на вещи, разложенные на столе. Там валялись обрывки газет. Рядом с ними стояла массивная хрустальная чернильница, к крышке которой был привязан длинный шнурок. Далее следовали маленький осколок стекла и что-то вроде сильно измятой коробки из тонкого картона. На столе находилась также полоска красного шелка, заканчивавшаяся помпоном того же цвета.
– Вот какие у нас с тобой вещественные доказательства, друг мой, – продолжал Люпен. – Конечно, решить задачу было бы проще, имей мы и остальные предметы, которые глупая собака уронила за борт. Мне кажется, однако, можно обойтись и тем, что есть, если приложить немного ума и умения. Но ведь как раз это – твои главные качества. Что скажешь?
Ганимар не двигался. Болтовню Люпена он еще терпел, но чувство собственного достоинства не позволяло ему ни отвечать, ни даже качать головой, что могло быть воспринято как одобрение или критика.
– Я вижу, мы одного мнения, – продолжал Люпен, словно не замечая, что старший инспектор молчит. – Поэтому я позволю себе кратко, одной фразой, изложить дело, о котором нам поведали эти вещественные доказательства. Вчера между девятью вечера и полночью эксцентрично одетую девушку несколько раз ударили ножом и затем задушили, и сделал это хорошо одетый господин, носящий монокль и посещающий бега, в компании с которым упомянутая девушка выпила кофе и съела три меренги и эклер. – Люпен закурил и, схватив Ганимара за рукав, выпалил: – Ну что, старший инспектор, разинул рот? Полагаешь, что такие ловкие умозаключения не для профанов? Во всяком случае, сударь, Люпен жонглирует ими не хуже сыщика из романа. Доказательства? Неоспоримые и ясные даже ребенку. – Продолжая говорить, молодой человек принялся указывать на лежавшие на столе предметы: – Стало быть, вчера между девятью вечера и полуночью. На этом обрывке вчерашняя дата и надпись «Вечерняя газета». К тому же вот здесь – видишь? – остаток приклеенной желтой бандероли, которой оборачивают газеты, рассылаемые по подписке и приходящие с девятичасовой почтой. Итак, после девяти вечера хорошо одетый господин – обрати внимание: у края осколка стекла есть дырочка для шнурка, это был монокль, а монокль – принадлежность весьма аристократическая; так вот, хорошо одетый господин зашел в кондитерскую – на этой коробке из тонкого картона видны остатки крема от меренг и эклера, которые в ней лежали. Господин с моноклем и коробкой свиделся с молодой особой; ее красный шарф указывает на то, что одета она была весьма экстравагантно. Встретившись с нею, он по неизвестным пока мотивам несколько раз ударил ее ножом, после чего задушил этим шелковым шарфом. Достань свою лупу, старший инспектор, и ты увидишь темно-красные пятна: вот здесь шарфом обтерли нож, а тут кто-то схватился за него окровавленной рукой. Когда преступление было совершено, наш господин, чтобы не оставлять улик, во-первых, достал из кармана газету, которую он, видимо, выписывает и которая, судя по тексту на этом клочке, посвящена скачкам, – узнать ее название труда не составит. Во-вторых, он вынул веревку, из какой обычно плетут бичи; и оба эти обстоятельства доказывают, что наш подозреваемый интересуется бегами и сам занимается лошадьми, не так ли? Затем он собрал осколки монокля, шнурок которого порвался во время борьбы, и отрезал ножницами – видишь здесь следы ножниц? – испачканный кровью конец шарфа, оставив другую его часть в судорожно сжатых руках жертвы. Коробку от пирожных он смял в комок и собрал еще кое-какие обличающие его вещи, которые потом утонули в Сене, например нож. Завернул все в газету, обмотал пакет веревкой и для тяжести привязал хрустальную чернильницу. Минуту спустя пакет упал на палубу баржи. И все. Уф, даже жарко стало! Что скажешь?
Люпен взглянул на Ганимара, чтобы узнать, какое впечатление произвела на инспектора его речь. Ганимар молчал.