Обстановка стала тише – Виссарион опять заснул. Время шло к позднему вечеру, закату и сну… Я, Машенька, Екатерина Андреевна и Андрей Яковлевич, который заявил, что хочет остаться здесь, чтобы проследить за состоянием Висы, молчаливо сидели на диване в гостиной. Кто-то, конечно, поглядывал друг на друга, но всё было тихо, и никто ничего не говорил, но потом Андрей быстро встаёт, подходит к окну, облокачивается руками и спрашивает:
– Вы верите в то, что он вылечится?
«Да..» – хором, но неуверенно, ответили мы.
– Бросьте, я же вижу ваши неуверенные лица. Смиритесь. Я думаю, он умрёт. А вот когда именно – право, я не знаю.
– Нет, – запротестовала матушка, – не умрёт он, вовсе не умрёт!
– Прекратите уже верить в это! Вы же видите, как он мучается и хочет скорее прийти к погибели.
В их разговор я не стала вмешиваться: внутри меня и так враждовали две стороны: та, что говорит о смерти и та, что говорит о выздоровлении. Кого слушать – я решительно не знала А из-за того, что Андрей Яковлевич и Екатерина Андреевна ругались, Машенька скосила лицо и заплакала, уткнувшись мне в грудь.
– Екатерина Андреевна, он умрёт.
– Нет, Андрей, он будет жить. Вот увидишь!
– А я говорю, что рано или поздно его настигнет смерть!
– Ты не прав. Его вылечат!
– Умрёт!
– Вылечат!
– Умрёт!
– Довольно!!! – вскочив, закричала я и, взяв с собою Машеньку, ушла на кухню.
Постепенно наступала ночь. Я ушла к Виссариону, а Машу отправила в свою комнату. Екатерина Андреевна и Андрей Яковлевич к тому времени уже помирились и легли спать. Он – на кухонной печи, она, как и раньше, – в гостиной.
Октября 19.
Вежливый, но громкий стук в дверь разбудил всех нас, даже Виссариона. Первым делом, как только мне послышался стук, я, невольно обрадовавшись, подумала, что пришёл Серафим Всеволодович и что он, войдя, скажет: «Анна Николаевна, хирург для вашего мужа найден!», однако, открыв дверь, я увидела там не доктора, а двух отроков: мальчика и девочку.
– Дима, Алиса! – произнёс Андрей Яковлевич. – Вы почему не на школьном концерте? Он сегодняшним утром должен был пройти…
– Да, – отвечает Дима, – должен, но его перенесли аж на следующий месяц, и поэтому мы с Алисой договорились, что сходим к Виссариону Ильичу, чтоб узнать, как он чувствует себя. Так позвольте, мы пройдём?
– О, да, конечно, конечно, проходите, – говорила я.
– Он вон там лежит, в спальне…
Друг пришёл, ученики пришли, мать пришла, даже враг ненавистный приходил, но почему доктор так и не появляется у нас? Неужто он забыл или обманул?
В тот миг, когда Дима и Алиса вошли в спальню, Виссарион чуть было не упал с кровати, ибо он так обрадовался, когда они пришли. Он ласково созвал их к себе, прижал, обнял и прошептал:
– Ох, как же я рад, что вы пришли ко мне! Но вы же, если я не ошибаюсь, теперь… у Шаромыжникова?
– Нет, – отвечала Алиса, – мы практически всем классом объявили бойкот.
– Нам Антон Любомирович, – продолжил Дима, – решительно ненавистен. Вы в сто, нет, в тысячу раз лучше его!
– Хе-хе, я знал, что вы меня не оставите, чувствовал всею душой это.
Сегодня Виссарион был ласковей, чем вчера и, видимо, это из-за того, что к нему пришли любимые ученики.
Прошло чуть больше часа, и всё это время мы сидели около Висы и мило общались с ним. Ученики рассказывали о том, какие получили оценки по разным предметам и то, как всем остальным грустно оттого, что их достопочтенный Виссарион Ильич заболел и не может присутствовать в школе. Потом мы все вместе выпили чёрного чаю, который заварила Екатерина Андреевна, и заглянули в альбом фотографий и олеографий Виссариона…
Долго мы смотрели на них, ибо жизнь моего мужа богата чем только можно, но более всего там были изображения торжественных, радостных и счастливых событий. Быстрое и малоболезненное рождение Висы, сладкое, яркое и многообразное детство, бунтарское, свободное и экспрессивное отрочество, высококультурная, мягкая, но экстравагантная юность – были настолько приятными и добрыми, что всякий из нас несколько прослезился. «О! – говорил он, – мама, помнишь, это же я с отцом на Кавказе! Смотри, а это, хе-хе, моя первая подружка… Ха, Андрей Яковлевич, видите, это мы с вами запечатлены за игрой в шахматы… Аннушка, Аннушка, а это, это же наша свадебная олеография… Ох, какие мы тут милые, особенно ты… Алиса, Дима, поглядите, а это вы, когда только- только начали учиться в моём классе. Славные времена!»