Расстояние

– Не знаю. У папы есть парочка подобных знакомых, часто ошиваются на его банкетах. С тобой у них нет ничего общего. Однажды я сидела с таким за одним столом, говорят, известный. В нём чувствовалась склизкая моральная неряшливость, и взгляд был пустой, но беспокойный, хотя в общении милейший, мягчайший человек.

– А ты в свою очередь знаешь, что совсем не такая простая девушка, какой хочешь казаться, даже не принимая во внимание то, кто твой отец, а, скорее всего, вопреки этому?

– Начала догадываться в 12 лет, – серьёзно ответила Маша. – Помогли подружки, все до одной, как сговорившись, рассорились со мной, абсолютно все, и во дворе, и в школе.

– В каком дворе?

– Отсюда не видать. Отец мой разбогател и перебрался в Москву относительно недавно, так что я к тому же не местная. А у тебя небось осталось много друзей детства?

– Вообще ни одного. Я всё хочу кое-кого разыскать, только руки не доходят.

– И как же так получилось?

– Наверно, потому что я надолго уезжал, и они тоже на месте, по слухам, не стояли.

– Я не о том. Почему ты их не ищешь?

– Мало времени, – соврал Аркадий сам себе. – К тому же представь, не виделись со школы, общих интересов больше нет, у некоторых, наверняка, появились свои семьи. Зачем я им? Увидеться пару раз в месяц, посидеть в баре, напиться да разойтись? Мне, честно говоря, хочется не такого общения.

– А какого?

– Интересного! Хочется понимания, поговорить о том, что тебя действительно волнует, а не с умным видом обсуждать погоду да новости, будто такой разговор может что-то значить и на что-то влияет. Но я тебя перебил.

– Нечего рассказывать. И вообще неприлично интересоваться девичьими секретами. Ладно, шучу. Тогда мы жили в нашем городе, тоже большом, но, конечно, не таком как Москва. За мной ухаживал один парень, то есть я только потом догадалась, что это он за мной ухаживал. Встречались, ходили в кино, гуляли, всё было хорошо до тех пор, пока однажды вечером в сквере на лавке он не принялся меня лапать. Поначалу я подумала, он просто дурачится, но потом вдруг стало так обидно и противно, что я разревелась и убежала. Это произошло летом, в августе, а когда первого сентября я вернулась в школу, все уже знали нашу историю, подружки считали меня дурой, трусихой и неудачницей, а друзья – динамой. А мне ведь было всего 12 лет, сволочи! – Аркадий за пару минут успел сто раз раскаяться в своей настойчивости.

Они спустились вниз по ступенькам к набережной, к самому её краю, ограда отсутствовала, облокотиться не обо что, поэтому пошли дальше вдоль реки; слева на них светило неспешно заходящее Солнце. Сказать по правде, Аркадий не ожидал такой откровенности, ему самому вдруг захотелось рассказать что-нибудь личное, описать какое-нибудь сильное и грустное переживание, которое он испытал в прошлом, но кроме смерти матери не мог вспомнить ничего подобного, однако это было бы слишком. От реки веяло прохладой и сыростью, однако под ногами чувствовалось тепло нагретой Солнцем тротуарной плитки; Маша плотнее натянула кофточку.

– Почему примолк, кавалер? Не ожидал, что у такой девушки, как я, могут быть скелеты в шкафу?

– Какие это скелеты? Это печально, а не страшно. Мне просто взгрустнулось о своём.

– О чём? – спросила она, глядя совершенно в сторону.

– Это очень личное.

Беседа на мгновение вышла из-под контроля.

– Знаешь, а это ведь обидно.

– Это о смерти моей матери, – резко и очень вовремя перебил Аркадий.

– Тогда извини, это, конечно, не идёт ни в какое сравнение. Странные мы с тобой. Интересно, о чём на первом свидании говорят нормальные люди?

Оба вновь замолчали и несколько минут шли в тишине. Потом Маша украдкой взглянула на своего спутника снизу вверх, но ничего не спросила и правильно сделала, у него созрела очередная тема для разговора.

– Может, расскажешь, чем сейчас занимаешься?

– Учусь, – кокетливо ответила девушка, и более ни слова.

– А на каком курсе?

– Окончила второй.

– А где?

– В Англии.

– Так вот откуда нелюбовь к английским тёткам!

– Надо же, запомнил. И оттуда тоже. Я в первые два месяца вообще была в шоке. Ты знаешь, какие англичанки страшные?

– А русских страшных не бывает?

– Нет, я понимаю, что все разные, но поверь мне, в основной своей массе мы гораздо красивей этих образин, – как и любой женщине, ей было чрезвычайно приятно чувствовать себя красивой на фоне других.

Счастье молодости – от недавней неловкости не осталось и следа.

– На кого ты там учишься?

– Хочу быть юристом.

– Надо же, как мой дед, удивила. Давай присядем.

– И правда, ноги уже устали, – они сели на ближайшую лавочку ажурной ковки, выкрашенную коричневой краской. На раскинувшийся перед ними живописный пейзаж мерно текущей реки на фоне вечернего города молодые люди внимания не обращали, смотрели то друг на друга, то себе под ноги. – Почему тебя это удивило?

– Не знаю. Я думал, ты учишься на журналиста или на худой конец дизайнера, какого-нибудь творческого ремесленника, а ты так всерьёз взялась за своё образование.

– Какого же ты низкого обо мне мнения.

– Почему? Весьма престижные профессии.