Расстрел на площади

Мария Дмитриевна огляделась по сторонам, потом перегнулась через стойку и, подняв Виссариона, легко перекинула его в свой закуток — он даже опомниться не успел.

— Слушай меня внимательно, — как можно более проникновенно сказала Мария Дмитриевна, крепко взяв сына за плечи, — демонстрации, милиция, драки на улицах — это все тебя не касается. Ты меня хорошо понял?!

— Понял, — с обидой в голосе ответил Виссарион. И когда уже его перестанут считать маленьким?

— Лишнего не болтай, ты ничего не знаешь. Разговаривай только со знакомыми. Понял?

— Понял.

— На улицу — чтобы носа не показывад! Понял?

— Да понял я, понял! — вырываясь из рук матери, в третий раз повторил Виссарион.

— Вот и хорошо. До вечера здесь побудешь, а домой вместе пойдем.

— Ну-у, мама, что мне тут делать до вечера?

— Ничего, погуляй по коридору. Или вон книжку какую-нибудь почитай.

Виссарион со вздохом уселся на стул в углу и взял невесть откуда взявшийся здесь потрепанный тяжелый кирпич «Тихого Дона», открыл книгу на первой попавшейся странице и начал читать:

«— За мной! — негромко скомандовал Григорий, как только пулемет умолк, и пошел к бугру, вынув из ножен шашку.

Позади, тяжело дыша, затопотали казаки.

До красноармейцев оставалось не более полусотни саженей. После трех залпов из-за песчаного бугра поднялся во весь рост высокий смуглолицый и черноусый командир. Его поддерживала под руку одетая в кожаную куртку женщина. Командир был ранен. Волоча перебитую ногу, он сошел с бугра, поправил на руке винтовку с примкнутым штыком, хрипло скомандовал:

— Товарищи! Вперед! Бей беляков!

Кучка храбрецов с пением «Интернационала» пошла в контратаку. На смерть…»

А хорошо бы вот так, с шашкой, в хромовой тужурке. вести отряд на врага, тут же размечтался Виссарион И чтоб винтовка в руках со штыком! И чтоб пулемет тарахтел без умолку!

Он перелистнул еще несколько страниц. Странно. но этот Григорий, который угробил целый отряд красноармейцев, был, похоже, одним из главных героев этой толстенной книги. Виссарион вздохнул, положил «Тихий Дон» обратно на стол и слез со стула.

Было жарко. Жарко и очень скучно.

— Мам, я пойду по коридорам погуляю.

— Иди. Только за порог — ни ногой.

— Ла-адно.

Гулять по гостинице было так же бессмысленно, как и читать с полстраницы «Тихий Дон». В сущности. идти-то было некуда — гостиница была небольшая, под стать городку с его ста тысячами жителей. Три этажа с узкими темными коридорами и крашенными темно-коричневой краской дверьми.

Вначале Виссарион устроился возле окна — посмотреть, не творится ли чего на улице. Вечерело. Вроде было спокойно. Ничто не говорило о том, что с утра снова были какие-то происшествия. Улица казалась тихой и сонной — разве что пройдет какой-нибудь старик в галифе с лампасами и потрепанном картузе или, беспокоя придорожную пыль, промчится грузовик, дребезжа и лязгая всеми своими частями.

Глядеть в окошко вскоре тоже наскучило, и он пошел бродить по коридорам.

Эх, думал Виссарион, там такое творится, а я в этой гостинице парюсь. Обидно…

Он слонялся по коридорам не меньше часа, когда ему наконец захотелось есть.

Пойду-ка я у мамани чего нибудь попрошу, решил он и неторопливо направился к лестнице.

По дороге Виссарион углядел застрявший в щели между плинтусом и половицей гривенник.

Ого, новый, довольно подумал он, нагибаясь за монеткой и засовывая ее в нагрудный карман, рядом с часами.

Он уже было собрался продолжить свой путь, когда совсем рядом что-то вдруг клацнуло.

Виссарион поначалу не обратил на это особого внимания, но клацанье повторилось еще и еще раз.

Надо же, словно затвор перезаряжают, подумал Виссарион, хотя звук затвора он слышал только в кино. Интересно, откуда это?

Через секунду он обнаружил, что дверь, около которой он стоял, немного приоткрыта, и звуки, по всей видимости, идут из-за нее.

Виссарион уже было собрался идти дальше — не караулить же ему у этой двери, когда сквозняком приоткрыло дверь шире и он сумел заглянуть в гостиничный номер.

За столом, покрытым клеенкой, на которой стоял графин с водой и граненый стакан — непременная принадлежность каждого гостиничного номера, — сидел стриженный под полубокс парень, лет двадцати — двадцати двух, черноусый, одетый в полосатую футболку и белые теннисные брюки. Парень негромко насвистывал «Бессаме мучо», изрядно фальшивя и сбиваясь.

Но самым главным было другое. И когда Виссарион осознал, что именно делает этот явно не местный парень, у него все внутри похолодело.

Он чистил и смазывал винтовку.

Перед ним на столе лежала маленькая круглая масленка с длинным никелированным хоботком (точь-в-точь такая же находилась у Марии Дмитриевны в чемодане, где хранилась швейная машина «Тула»), ершик, наподобие посудного, только меньше и с длинной проволочной ручкой, клубок пакли, еще какие-то инструменты, назначение которых Виссариону было неизвестно.

Но самое главное, к чему был прикован его взгляд, это, конечно, винтовка. Парень сидел к нему боком, так что Виссариону никак не удавалось рассмотреть ее получше, он видел лишь торец массивного деревянного приклада с глубокими поперечными насечками.