Расстрел на площади

Стоп-стоп, тут я соврала: я ведь получила твое короткое письмецо. Я уже и позабыла о нем, так много воды утекло с тех пор. Разумеется, твоя просьба не осталась без внимания. Я несколько раз аккуратно забрасывала удочку в разговорах с папой, зондировала обстановку и могу сказать, что он по-прежнему готов забрать тебя себе в помощники. Обещает хорошую зарплату и отличные перспективы. По-моему, глупо будет не воспользоваться этой возможностью. Так что поскорее возвращайся, и будем сообща переориентировать твою профессиональную деятельность.

Между прочим, папа позавчера отбыл в командировку в ГДР (хотя какой смысл писать об этом: ты наверняка уже прочитал все эти новости в газетах), и дача опять пустует. Я подумала: как глупо — дача пуста, а ты черт-те где.

Вчера была на спектакле из Швеции, скукотища дикая, но я сидела с умным видом, пялилась в театральный бинокль на безбожно кривлявшихся размалеванных артистов и восхищалась изысканностью постановки. Впрочем, как и все остальные.

Справа от меня сидел «Петр Васильевич» (надеюсь, ты понимаешь, о ком я) со своей милой тюленеподобной супругой. Она была в жутком обтягивающем красном платье с чудовищным декольте (декольте — в ее-то годы!) и все время обмахивалась веером и промокала платочком жирную грудь. В самые драматические, по ее мнению, моменты спектакля она закатывала глаза и шумно вздыхала. Как видно, рассчитывала в очередной раз подкрепить свою репутацию истинной ценительницы высокого искусства.

И вот, представь, когда на сцене рвали страсти в клочья и долговязая рыжая шведка, изображавшая лирическую героиню, уже повалилась на кушетку в предсмертных судорогах, в зале раздался могучий храп. Даже несчастная шведка и та опешила и на несколько мгновений позабыла про свою мучительную и кровавую агонию.

Все завертелись, пытаясь разглядеть, кого ж это так пробрало. Надеюсь, ты уже догадался: «Петр Васильевич» полулежал в кресле, отворив рот, и на лице его было написано такое блаженство, которое недостижимо никакими зрительскими впечатлениями. Раздался смех; супруга с шипением стала толкать «Петра Васильевича» локтем в бок, а он спросонья решил, что спектакль закончился, и зааплодировал. Все захохотали. Приободренный «Петр Васильевич» своим гнусавым басом заорал «браво!».

Вообрази состояние несчастной шведки, которой пришлось умирать на кушетке под неумолчный хохот развеселившейся публики.

Короче говоря, все расходились в превосходном настроении и за глаза благодарили несчастного «Петра Васильевича» з;(доставленное удовольствие. Надо было видеть, как гневно сверкала глазами его женушка, направляясь за шубой в кабинет директора, а «Петр Васильевич» плелся за ней, как побитая собака. Никогда бы не поверила, что у человека, которого все привыкли видеть на трибунах в позе пламенного оратора и на парадных газетных фотографиях, может быть такое жалкое выражение лица.

Надеюсь, ты вскорости свернешь свои дела, и мне больше не придется ходить по театральным премьерам в гордом одиночестве и ездить за город в сомнительных компаниях. Гляди, а то ведь и мое ангельское терпение может в какой-то момент закончиться!

Целую (в щечку) и все еще жду. Твоя Г.

P.S. Кстати, совсем забыла. У меня есть для тебя особая информация. Как сам понимаешь, я могу передать тебе ее только лично (по телефону). Меня настоятельно просили, чтобы ты срочно позвонил мне».

Игорь улыбнулся и, сложив вчетверо бумажный лист, отправил его обратно в конверт. Галина была в своем репертуаре. Самое главное она приписала в качестве постскриптума, и спасибо, что не забыла, а то ведь могла…

Он хорошо знал, что такое эти подчеркнутые жирным слова: «особая информация», «срочно», «настоятельно».

Полковник Бугаев часто предпочитал действовать через Галину, не вовлекая в цепочку передачи сведений лишних людей.

Галина была надежным во всех отношениях человеком: она никогда не интересовалась смыслом зашифрованных фраз, которые послушно повторяла Игорю, и не задавала ненужных вопросов.

Она весьма удивилась бы, если б узнала, что немудреный набор слов, которые то и дело надиктовывала по телефону, не раз содержал смертный приговор тому или иному человеку.

Поначалу, признаться, Игоря смущало, что Бугаев решил вовлечь Галину во «взрослую», как он считал, игру, но полковник резонно заметил, что дочь Анатолия Дмитриевича, которая без конца названивает в комитет в поисках Игоря и со многими чинами общается на короткой ноге, щебеча в трубку: «Дядя Илья», «дядя Боря» по своей давней, еще детской привычке, ни у кого не вызовет подозрений.

Игорю пришлось согласиться.

Итак, наутро после получения письма он сидел в захламленном помещении переговорного пункта и дожидался, когда же наконец телефонистка соизволит соединить его с Москвой.

Связи не было. Рыжая смешливая девчушка, принимавшая заказ, обстоятельно объяснила ему, что на линии неполадки, но она попытается прозвониться «по обходной» и надо просто немножко потерпеть.

— А у меня в Москве двоюродная тетя живет, — сообщила девчушка. — На Арбате.

— Соседи, — кивнул Игорь.