Расстрел на площади

Игорю стало не по себе. Казалось, Петухов видит его насквозь, казалось, он о чем-то догадывается. Игоря никогда не подводила интуиция, и теперь он явно почувствовал враждебную настроенность директора.

— Что значит: уезжаете? Я только приехал. Разве я кому-то мешаю?

— Не мешаете. Но вы же умный человек, энаш-кать, и прекрасно понимаете, что чужой, незнакомый человек в доме даже самым деликатным хозяевам в тягость.

— Придется потерпеть. — Это, конечно, была наглость со стороны Игоря, но она вырвалась потому, что Игорь ощущал превосходство над этим неглупым человеком. И ему хотелось укрепить свои позиции.

— А если мы не захотим?

Это был вызов, и Игорь его принял:

— Ваши действия?

— Против вас оружие найти несложно, — Петухов подошел к молодому человеку вплотную, — и не с такими справлялись!

У Игоря против воли мороз пошел по коже. Что это значит? Что он знает? О чем он говорит?

Спокойно, спокойно. Что он может, этот старый хрыч? Смешно!

— Не понимаю, Леонид Константинович, чего вы так на меня окрысились. Я с таким интересом к заводу, лично к вам…

— И к медсестре.

— Ах, вон оно что! Уж не ревнуете ли вы? Стыдно, стыдно. — Игорь погрозил Петухову пальчиком, пытаясь свести все к шутке.

— Она мне вроде дочки. Я ее в обиду не дам. Одна сволочь уже, знаш-кать, прошлась по ее судьбе.

— Полегче, Леонид Константинович, — заиграл желваками Игорь, — вы хоть и директор, а я вас могу ударить.

— Если бы, — выдохнул Петухов, — если бы ты мог ударить… — и пошел прочь.

Что это значит? Все-таки ревность или серьезные догадки? Ясно одно, информаторы у Петухова работают хорошо. Доложились уже о наших отношениях с Дашей. А ведь тоже казалось, что это тайна. Может быть, Сомов провокатор? А может, этот ангелочек Лидочка? У, черт, голова пухнет.

Через несколько шагов Игоря пронзила мысль, самая страшная, на его взгляд.

А может, это дело рук нашего ведомства? Может быть, это я статист в какой-то непонятной темной игре?

В работе Игоря никогда до конца не было понятным, где окажешься — на коне или под конем.

Вечером Сомов привел с собой к Игорю человек пять рабочих, Это были не только молодые люди, но и средних лет. Говорили мало, но очень весомо и по делу.

Игорь предложил выбрать уполномоченного, который смог бы представить их требования начальству. Единогласно, без лишних голосований предложили Ваську и еще одного, самого пожилого в этой компании, рабочего, Тимофея Григорьевича. Потом написали эти самые требования — повышение зарплаты, решение жилищных проблем, отказ от работы во внеурочное время. Решено было в день освобожденного труда провести митинг, где все эти требования довести до сведения заводского начальства. Обязательно должны были выступить женщины. Победа с Лидой и несколькими подружками взялись подготовить речи от имени матерей. В случае отказа начальства выслушать рабочих обдумали возможность пройти колонной по улицам города на главную площадь и в горкоме заявить о своих проблемах.

— Но это только в совершенно крайнем случае, — солидно сказал Тимофей Григорьевич.

Разошлись поздно, притихшие, напряженные, но довольные. Завтра им предстоял разговор с рабочими в цехах.

Провожая всех, Игорь стоял во дворе дома и вслушивался в черноту засыпающего южного города. Стояла тишина, изредка прерываемая только далекими электровозными гудками. Васька вдруг отстал от своей группы, вернулся к Игорю:

— Забыл сказать. Это… свадьба у нас с Лидкой скоро. Мы уже заявление подали. Так что приходите.

32. Началось

День начинался для Петухова отвратительно. На работу он предпочитал ходить пешком, благо дом находился близко от завода. Вот и сегодня он, как обычно, пройдя сквер, остановился у бровки тротуара, чтобы перейти дорогу. Кругом было по-утреннему пустынно. Но только он прошел несколько шагов, как из-за угла продмага неожиданно выскочил серый военный газик на огромной скорости. Петухов растерялся, заметался из стороны в сторону, замахал руками и поскользнулся. Перед глазами мелькнуло искаженное злобой и страхом лицо водителя в гимнастерке. Завизжали тормоза, и упавший Петухов увидел метрах в трех колеса автомобиля — между крупными камнями дорожного булыжника медленно, прямо на Петухова текла горячая темная струйка крови.

Что это? Откуда кровь?

Вокруг машины происходила какая-то суета:

— Какого хрена?

— Занесло же бедолагу.

— Да это не его занесло, а тебя, безрукий.

К директору подбежал молодцеватый сержант и, охая, вспоминая всех богов, помог ему подняться.

— Ну, какая непролага. Я ж этому дуралею говорю — тормози, значит. А он несется. Я ж ему…

Петухов поморщился:

— Не кричите так громко. Я еще не оглох из-за ваших дуралеев. Что там? — Он кивнул в сторону машины.

— Ой, да ничего. Вы-то не пострадали? Я ж этому олуху всю дорогу говорил — держись…

Петухов приблизился к небольшой толпе у машины. В черном кровавом месиве он различил собачью голову и мученический, ощерившийся оскал. Мощные лапы бессильно лежали на мостовой.