Рассуждение о добровольном рабстве

Из приведенных слов Маковицкого ясно, что те изречения, которые выписал себе Л. Н. Толстой, находятся не в тексте «Рассуждения о добровольном рабстве», как можно подумать, а в предисловии Вермореля. Любопытно отметить, как внимательно и вдумчиво Л. Н. Толстой читал это предисловие. И с той орлиной зоркостью, которая была отличительной особенностью Толстого, он отметил исходные положения Вермореля, в корне отличавшиеся от буржуазных истолкований произведения Ла Боэси. Мысль, остановившая внимание Толстого и переданная Маковицким в суммарном виде: «история возвышает историю царей, а скрывает истинные подвиги народа», — у Вермореля сформулирована следующим образом: «Старания этих благородных людей (имеются в виду люди, борющиеся за освобождение своей страны. — Ф. К.-Б.) замалчивались в течение двух веков огромным заговором истории против истины, но эта яркая и героическая борьба раскрывается для тех, кто старается в этом кровавом хаосе проследить происхождение демократических принципов и кто, отбросив ненавистную завесу войн, королей и раздоров аристократии, стремится восстановить историю народа и проследить течение его упорной борьбы за прогресс и свободу»[170].

Что же касается другой мысли, которую Л. Н. Толстой тоже выписал себе в записную книжку, о том, что при Генрихе III буржуазия подавила революцию, то она опять-таки содержится в предисловии Вермореля. Характерно, что будущий борец за Коммуну 1871 года, Верморель, уделил в своем предисловии (написанном еще в 1863 г.) особое внимание баррикадной борьбе на улицах Парижа в мае 1588 г., фактическим инициатором которой являлась стихийно вызванная к жизни Парижская Коммуна. Это была, по словам Вермореля, организация, за которой шли народные массы, партия народа, противостоявшая как гугенотам, так и католикам и стремившаяся ликвидировать королевскую власть, установить республику и передать управление Парижем шестнадцати начальникам кварталов, избранным народным голосованием. Но устрашенная размахом движения, трусливая и корыстная буржуазия, как отмечает Верморель, предала народные массы. «Это была не первая революция, погубленная буржуазией, и не последняя», — заявляет Верморель[171]. Вот эту мысль Вермореля и записал себе Лев Николаевич, выразительно передав ее словами: «буржуазия подавила революцию, что она всегда делала и будет делать». И со взором, всегда устремленным к своей родной стране, Л. Н. Толстой, имея в виду революцию 1905 года, прибавил: «И что и у нас было сделано».

* * *

Такова была в кратких чертах судьба трактата Ла Боэси в дореволюционной России. Если извлечениям из «Добровольного рабства» не удалось при царском самодержавии увидеть большой свет и стать достоянием широких масс, зато «Добровольному рабству» необычайно повезло в другом отношении: рьяным популяризатором и пропагандистом Ла Боэси выступил в России не кто иной, как великий писатель земли русской Лев Николаевич Толстой — человек, имя которого товарищ Сталин назвал в числе славнейших имен, олицетворяющих великую русскую нацию, имен, которыми гордится весь советский народ.

Ф. Коган-Бернштейн.

ОТРЫВОК ИЗ ТРАКТАТА ЛА БОЭСИ В ПЕРЕВОДЕ Л. Н. ТОЛСТОГО, ПОМЕЩЕННЫЙ В ЕГО КНИГЕ «КРУГ ЧТЕНИЯ», т. I [172]

Титульный лист «Рассуждения о добровольном рабстве» в издании Парижской Национальной библиотеки с предисловием Вермореля, которым пользовался Л. Н. Толстой

ДОБРОВОЛЬНОЕ РАБСТВО[173]

Врачи советуют не заниматься неизлечимыми ранами; и я боюсь, что я поступаю глупо, желая давать советы народу, который давно потерял всякое понимание и который тем, что не замечает уже своей болезни, показывает, что болезнь его смертельна.

Прежде всего несомненно то. что если бы мы жили теми правилами и поучениями, которые дала нам природа, то мы были бы покорны своим родителям, подчинялись бы разуму и не были бы ничьими рабами. О повиновении каждого своему отцу и матери свидетельствуют все люди, — каждый сам в себе и для себя. О разуме же я думаю, что он есть естественное свойство души, и если он поддерживаем светом и обычаем, то расцветает в добродетель.