– «Это хорошо, – говорил голос, – это хорошо, отец, что вы послали господина Лискова, но он не позволит, чтобы вы меня били, он разобьет магнит, а вы уж не можете прийти из могилы, где вы лежите; все ваши старания будут напрасны; вы теперь уже мертвец и не принадлежите жизни». Вы можете себе представить, Крейслер, какой ужас напал на меня; я никого не видел, а голос раздавался совсем близко. «Черт возьми, – сказал я громко, чтобы придать себе храбрости, – если я увижу где-нибудь хоть самую дрянную бутылочку, я разобью ее, хотя бы сам черт встал передо мной со всей своей свитой, но так…» Вдруг мне пришло в голову, что тихие вздохи, носившиеся по комнате, идут из-за загородки, стоявшей в углу и казавшейся мне слишком малой, чтобы скрыть человеческое существо. Я подбегаю к ней, открываю задвижку и вижу, что там, свернувшись клубком, лежит девушка, смотрит на меня дивно прекрасными глазами и протягивает мне руку. «Пойди сюда, моя овечка, моя маленькая невидимка», – говорю я ей. Я беру ее за руку и чувствую электрический ток, пробегающий по всем моим членам.
– Стойте, стойте, мейстер! – воскликнул Крейслер. – Отчего, когда я в первый раз нечаянно дотронулся до руки принцессы Гедвиги, со мной случилось то же самое, и всякий раз, хотя и слабее, чувствую я то же действие, когда она милостиво протягивает мне руку!
– Ого, – отвечал мейстер Абрагам, – значит, наша маленькая принцессочка есть нечто вроде gymnotos electricus [51] , или raja torpedo [52] , или trichiurus indicus [53] , так же как была до некоторой степени и моя милая Кьяра; она похожа на ту веселую домашнюю мышку, которая давала очень ловкие оплеухи достопочтенному синьору Котуньо всякий раз, как он брал ее за спину, чтобы сечь, что, конечно, не могло вам прийти в голову относительно принцессы! Но мы поговорим о ней в другой раз, теперь же займемся моей невидимкой. Я попятился, испуганный ударом этой маленькой торпеды, но девочка сказала по-немецки необыкновенно ободряющим тоном: «Ах, не сердитесь, пожалуйста, господин Лисков, я не могу иначе; боль слишком сильна». Не тратя больше времени на пустые размышления, я осторожно взял малютку за плечи, вынул ее из этой отвратительной тюрьмы и увидел перед собой прелестное создание нежного сложения; по росту ей было не больше двенадцати лет, но, судя по развитию, не меньше шестнадцати. Посмотрите в книгу: она нарисована здесь очень похоже, и вы должны признать, что не может быть лица прелестнее и выразительнее ее. Но никакой портрет не передает удивительного, проникающего душу огня ее чудных черных глаз. Всякий, кто не падок до белоснежных шеек и светлых волос, должен найти это личико дивно прекрасным, так как шейка моей Кьяры была действительно слишком смугла, а волосы ее черны, как смоль. Кьяра, – вы уже знаете, что так звали маленькую невидимку, – итак, Кьяра бросилась передо мной на колени; все существо ее выражало печаль и страданье, слезы брызнули ручьем из ее глаз, и она сказала с невыразимым чувством: «Je suis sauvée» [54] . Я почувствовал глубочайшую жалость и начал подозревать ужасные вещи. Тут принесли тело Северино, умершего от второго удара сейчас же после того, как я его оставил. Как только Кьяра увидела тело, слезы ее остановились; серьезно смотрела она на мертвого Северино и удалилась, когда пришедшие люди стали с любопытством ее осматривать и, смеясь, говорили, что она и была, вероятно, невидимой девушкой. Я нашел невозможным оставить ее одну с трупом; добрые хозяева вызвались взять ее к себе.
Когда все ушли, я вошел в кабинет и нашел Кьяру сидящей перед зеркалом в странном состоянии. Глаза ее были устремлены в зеркало, но, казалось, ничего не видели, как при лунатизме.