Она шептала непонятные слова, которые становились все яснее и яснее, так что, наконец, можно было разобрать, что она говорит то по-немецки, то по-французски, то по-испански, то по-итальянски о вещах, относившихся как будто к отдаленным лицам. К немалому своему удивлению, я заметил, что наступил тот самый час, когда Северино заставлял обыкновенно прорицать свой женский оракул. И вдруг Кьяра закрыла глаза и впала в глубокий сон. Я взял бедняжку на руки и снес ее к хозяевам. На другой день я нашел ее веселой и спокойной; только теперь она окончательно поняла, что она свободна, и рассказала мне все, что я хотел. Несмотря на то, что вы прежде придавали значение знатности рода, вас, вероятно, не смутит то обстоятельство, что моя Кьяра была не кто иная, как маленькая цыганочка. Она грелась на солнце, охраняемая сыщиками, вместе с толпой грязного люда на рыночной площади какого-то большого города, как раз в ту минуту, когда мимо проходил Северино. Его остановила восьмилетняя девочка, крича ему: «Братец, хочешь, я погадаю?» Северино долго смотрел ей в глаза, потом протянул ей свою ладонь и выразил величайшее удивление. Вероятно, он нашел в малютке нечто совершенно особенное, так как сейчас же подошел к полицейскому, который вел толпу взятых под стражу цыган, и сказал, что даст изрядную сумму, если ему позволят взять с собой девочку. Полицейский резко заметил, что здесь не невольничий рынок, но, однако, прибавил, что малютку нельзя считать за настоящего человека, и она стала бы только занимать место в тюрьме, а потому ее можно взять, если господину угодно будет заплатить десять дукатов в городскую кассу для бедных.
Северино сейчас же вынул кошелек и вручил полицейскому деньги. Кьяра и ее старая бабушка слышали этот торг; они начали кричать, плакать и не хотели расставаться. Тогда подошли сыщики и посадили старуху в приготовленную для развозки фуру; полицейский, вероятно, принявший в ту минуту свой кошелек за городскую кассу для бедных, побрякивал блестящими дукатами, а Северино уводил маленькую Кьяру, которую он старался утешить тем, что купил ей на том же самом рынке, где он ее нашел, красивое новое платьице и накормил ее лакомствами. Очевидно, Северино, тогда уже обдумавший фокус с невидимкой, нашел в маленькой цыганке все данные для этой роли. Он старался развить ее организм и действовать на нее так, чтобы она приходила в возбужденное состояние. Он искусственными средствами доводил ее до того состояния, в котором у нее являлся пророческий дар (вспомните Месмера и его ужасные эксперименты), и приводил ее в это состояние всякий раз, как ей нужно было прорицать. Несчастный случай открыл ему, что малютка была особенно хороша, когда она испытывала боль: тогда ее дар провидеть чужое «я» доходил до невероятных пределов, превращая ее в ясновидящую. Перед каждым опытом ужасный человек бичевал ее и доводил этим жестоким способом до сильнейшей степени ясновидения. К этой муке присоединилась еще и та, что бедняжка Кьяра в отсутствии Северино должна была забиваться за эту загородку, чтобы даже в случае, если кто-нибудь проникнет в кабинет, ее присутствие оставалось тайной.
В этом же ящике она и путешествовала с Северино. Судьба Кьяры была несчастнее и страшнее участи того карлика, который сопровождал известного Кемпелена и должен был разыгрывать шаха в одежде турка. Я нашел у Северино много денег золотом и в бумагах, и мне удалось обеспечить существование Кьяры; аппарат же с оракулом, то есть акустические приспособления в комнате, я уничтожил, как и многие другие сооружения, неудобные для переноски, причем я, по ясно выраженному желанию Северино, узнал и сохранил многие его тайны. Сделавши это, я самым грустным образом распрощался с Кьярой, которую добрые хозяева оставляли у себя, как любимое дитя, и покинул город. Прошел уже год; я намеревался вернуться в Гонионесмюль, где достопочтенный магистрат требовал от меня починки орга́на, но по особому благоволению неба я прослыл за фокусника, вследствие чего один негодяй стащил кошелек, составлявший все мое богатство, и заставил меня для пропитания проделывать разные чудеса в качестве знаменитого механика с множеством аттестатов. Это случилось в одном местечке, недалеко от Зигхартсвейлера. Однажды вечером я возился над каким-то волшебным ящичком. Вдруг отворяется дверь, и входит женщина, которая восклицает: «Нет! Я не могла больше вынести, я должна была прийти к вам, господин Лисков, иначе я умерла бы с тоски! Вы – мой господин, распоряжайтесь мною!»