Вскоре он въехал в Братемский приход, и его взгляд упал на аккуратный коттедж из красного кирпича, сад, засаженный подсолнухами, и яркую гравийную дорожку, ведущую к калитке. Он мельком подумал, что сад очаровательно старомоден, и сделал мысленную заметку спросить Анжелу, кто там живет, но тут дверь открылась и на пороге появилась знакомая фигура с ковриком в одной руке и щеткой в другой. Артур стоял довольно далеко и сначала не мог разглядеть, кто это, но не успела женщина подойти к калитке, как он узнал Пиготт. Няня Анжелы уже готовилась изгнать пыль из коврика, когда Артур заговорил с ней.
— Здравствуйте! Как поживаете, Пиготт? Что вы здесь делаете? Почему вы не в Аббатстве?
Она вскрикнула, и коврик со щеткой выпали у нее из рук.
— Мистер Хейгем! — воскликнула она ужасным голосом, от которого у Артура кровь застыла в жилах. — Что привело вас сюда и почему вы являетесь мне? Я никогда не обижала вас!
— О чем это вы говорите, Пиготт? Разумеется, я приехал, чтобы жениться на Анжеле. Завтра мы собираемся пожениться.
— О, тогда это действительно вы, сэр! А она вчера она вышла замуж… О, Господи!
— Не смейтесь надо мной, пожалуйста, не смейтесь. Это… это расстраивает меня. Почему вы так дрожите? Что вы имеете в виду?
— Имею в виду! Я имею в виду, что моя Анжела вчера вышла замуж за своего дядюшку Джорджа Каресфута в Роксеме! Да простят меня Небеса за то, что мне приходится рассказывать это вам!
Читатель, ты когда-нибудь смертельно ранил крупную дичь в голову? Ты слышишь, как твоя пуля ударяется о живую плоть, и видишь, как существо вскидывает голову и на мгновение пошатывается, а затем бросается вперед с отчаянной скоростью, пробиваясь сквозь кусты и камыши так легко, словно это луговая трава. Проследи за ним немного, и ты увидишь, что теперь оно стоит совершенно неподвижно, глубоко вздыхая, его спина горбится, глаза тускнеют, кровь сочится из ноздрей. Оно умирает — но будь осторожен, ведь оно еще может быть опасно, прежде чем умрет…
Любое сильное потрясение, умственное или физическое, способно низвести человека до уровня его меньших братьев — зверей. Артур, например, повел себя очень похоже на раненого буйвола, как только ошеломление от удара прошло, и раздирающая боль начала давать о себе знать. Несколько секунд он тупо и беспомощно смотрел перед собой, потом лицо его стало совсем серым, глаза и ноздри широко раскрылись, и странная жесткость сковала его мускулы.
Дорога, по которой он шел, вела к развилке — той самой, по которой Анжела свернула в роковой туманный сочельник, увидев леди Беллами, летящую мимо в своем экипаже. В прежние времена эта тропинка, судя по ее многочисленным изгибам, несомненно, была древней лесной тропинкой и вела к маленькому мостику через ручей, питавший озеро — до этого места от домика Пиготт можно было добраться очень быстро. Этот факт Артур осознал, скорее, инстинктивно, нежели полагаясь на знание местности. Он больше не заговаривал с Пиготт, а она была слишком напугана выражением его лица, чтобы заговорить с ним. Он только посмотрел на нее — и она помнила этот ужасный взгляд до самой своей кончины…
Затем Артур повернулся, проломил плотную изгородь, огораживавшую дорогу, и со всех ног, как безумный, помчался к озеру, не сворачивая ни вправо, ни влево, но без малейшего видимого затруднения пробиваясь сквозь все, что вставало у него на пути.
Очень скоро он прибежал к мостику и здесь, повинуясь какому-то новому инстинкту, остановился. Казалось, он не запыхался, но все же оперся на перила моста и застонал, словно умирающий зверь. Его жуткое, иссиня-бледное лицо выделялось пятном на безмятежном пейзаже, действительно очень красивом. С моста не открывалось никакого вида, потому что маленький ручеек, через который он был перекинут, делал поворот, прежде чем превратиться в горловину озера; однако вокруг росли зеленые кусты, а тихий пруд под ним был усыпан водяными лилиями, обращавшими свои невинные глаза к голубому небу и выглядевшими так мирно, как будто в мире не было штормовых ветров или бурных вод, которые могли бы их уничтожить. Среди этих водяных лилий болотная курочка свила себе гнездо, а вскоре и сама появилась на пруду, тихо кудахча, прямо под ногами у Артура, сопровождаемая десятком или целой дюжиной торопливых черных шариков с ярко-красными блестящими клювиками. Она выглядела очень счастливой со своим выводком — такой же счастливой, как нежные лилии и голубое небо — и это зрелище привело Артура в дикую ярость. Он схватил большой камень, лежавший на тропинке, и швырнул в птичку. Камень мгновенно убил ее, и Артур громко рассмеялся, наблюдая, как она дергается, а потом затихает, и как лишенные матери птенцы испуганно бросаются врассыпную.
С тех пор, как он был маленьким мальчиком, Артур никогда не причинял бессмысленного вреда ни одному живому существу…