Рассвет

Вскоре мертвая водяная курочка исчезла из виду, и тогда он встрепенулся, поправил свою одежду, пришедшую в некоторый беспорядок, и твердым шагом, с застывшей улыбкой на губах, зашагал вперед, уже не бегом, а совершенно спокойно по тропинке, которая вела к большому дубу в тенистой долине. Через пять минут он был уже там.

Здесь он снова остановился и огляделся. Ему было на что посмотреть. На одном из камней, одетая в черное, с мертвенно-бледным лицом и тревогой в глазах, подперев голову рукой, сидела Анжела. Рядом с ней лежал ее постоянный и верный спутник — пес, которого Артур ей подарил год назад. Он вспомнил, как увидел ее впервые, как она потрясла его с первого же взгляда — и как он полюбил ее… Артур даже смог криво улыбнуться странной иронии судьбы, которая при таких странных обстоятельствах вновь привела его сюда — но теперь для того, чтобы возненавидеть Анжелу навсегда…

Она беспокойно пошевелилась и огляделась, но он был скрыт от нее кустами. Потом она приподнялась, нерешительно помедлила и, словно борясь с чем-то, решительно села снова. Тогда Артур перестал улыбаться и шагнул из кустов, чувствуя, что его лицо осунулось и изменилось — так оно и было на самом деле. Теперь это было лицо не влюбленного юноши, а мужчины лет пятидесяти. Его глаза горели огнем, а сердце сковал лед.

Она повернулась и посмотрела на него, вся сжавшись, точно боялась увидеть что-то ненавистное ей — потом во взгляде ее промелькнуло удивление… потом испуг, потом радость… и снова испуг… Она машинально поднялась с камня, тяжело дыша; губы ее приоткрылись, как будто она хотела что-то сказать — но ни слова с них не сорвалось. Пес тоже увидел Артура и зарычал, потом кинулся к нему, обнюхал — и прыгнул на него с радостным визгом. Артур отмахнулся, и что-то в этом жесте испугало зверя. Алек съежился у ног старого хозяина и попятился к Анжеле.

Артур заговорил ясным, твердым голосом — показавшимся Анжеле чужим.

— Анжела, это правда? Вы замужем?

— О нет, — и ее голос ворвался в голову Артура, как полузабытая музыка, — то есть… да, увы! Но неужели это и вправду ты? О, Артур, дорогой мой, ты вернулся ко мне? — и она бросилась к нему с распростертыми объятиями.

Ее руки уже смыкались вокруг него, и он чувствовал ее дыхание на своей щеке, когда чары рассеялись, и он вырвался, отступив на шаг.

— Отойдите, не смейте ко мне прикасаться. Вы знаете, кто вы? Бедная уличная девица — и та не пала так низко, как вы. Она должна зарабатывать свой хлеб… что ж, хлеб-то я мог вам обеспечить…Что? Едва вырвавшись из объятий супруга, вы уже готовы броситься в мои?! Как вам не стыдно! Разве вы не вышли замуж вчера?

— О, Артур, сжалься! Ты не понимаешь! О, милосердный Боже!..

— Сжалиться?! Какая вам нужда в моей жалости? Разве не вы вчера вышли замуж? — он горько рассмеялся. — Я приехал… я приехал издалека, чтобы поздравить новоиспеченную жену. Странно немного… ведь я сам, кажется, собирался жениться на вас… Вот мой свадебный подарок, — и он вынул из кармана бриллиантовое ожерелье. — Змея, видите? Прекрасный символ. Но долой его, в нем больше нет нужды!

Бриллианты полыхнули на солнце и с легким всплеском упали в озеро.

— Что такое? Разве вам не жаль, что столько ценного имущества растрачено впустую? Вы ведь так высоко цените собственность!

Анжела опустилась перед ним на колени, как сломанная лилия. Ее взгляд выражал слабость и отчаяние. Величественная голова склонилась, золотая волна волос расплескалась по плечам. Но Артур не остановился и не пощадил ее. Он стиснул зубы. Никто не узнал бы в этом обезумевшем от ревности человеке того приятного, доброжелательного Артура, каким он был всего час назад. Его натура была взбудоражена до самых глубин, и глубины эти были бездонны и мрачны…

— Ах вы, несчастная женщина! Не становитесь передо мной на колени. Если бы это не было недостойно мужчины, я бы оттолкнул вас ногой. Знаешь ли ты, девочка, ты, поклявшаяся любить меня до скончания времен — да, и во веки веков! — ты, любящая меня в эту минуту — и в этом твой позор — что ты убила меня? Ты убила мое сердце. Я доверял тебе, Анжела, я доверял тебе бесконечно, я отдал тебе всю свою жизнь, все лучшее, что было во мне, и теперь в награду — как бы ты ни была унижена — я вынужден любить тебя так же сильно, как и презирать. Даже сейчас я чувствую, что не могу возненавидеть тебя и забыть. Я вынужден любить тебя и презирать…

Она смотрела на него, как смотрит бессловесный зверь на своего мясника; она не могла говорить, она лишилась голоса.