Рассвет

К этому времени они уже добрались до гостиницы, где Артур с удовольствием поужинал, так как добрые новости старого Сэма вернули ему аппетит, в последнее время бывший не совсем на высоте, а затем направился прямо в свою комнату, выходившую окнами на Аббатство. Он заметил, что здесь стоит та же самая кровать, в которой он спал год назад, и, глядя на нее, он вспомнил свой сон и улыбнулся, подумав, что темный лес уже пройден, а впереди нет ничего, кроме цветущих лугов. Милдред Карр тоже приходила в его мысли, но он не думал о ней много — не то чтобы он был бессердечен, нет. На самом деле все случившееся причинило ему острую душевную боль, а его собственная совесть говорила ему, что он вел себя крайне глупо. Ему было очень жаль Милдред, но, поскольку любовь — одна из самых эгоистичных страстей, на сожаления времени ушло немного.

На самом горизонте он различал густую массу деревьев, окружавших Аббатство, а между деревьями мерцал слабый свет, который мог исходить от какой-нибудь восходящей звезды — или от окна Анжелы. Он предпочитал верить в последнее. Близость к ней делала его очень счастливым. Что она сейчас делает? Быть может, сидит у окна и думает о нем? Он спросит ее об этом завтра. Стоило пережить этот год разлуки, чтобы вкусить радость встречи. Мысль о том, что через тридцать шесть часов он, вероятно, станет мужем Анжелы и что никто в мире не сможет отнять ее у него, казалась прекрасным сном. Артур протянул к далекой Анжеле руки.

— Моя дорогая, моя дорогая! — громко крикнул он в тишину ночи.

«Моя дорогая… моя дорогая…» — печально отозвалось эхо.

Глава LVII

В ту ночь Артуру не снились дурные сны, но посреди ночи ему показалось, что за дверью послышался какой-то шум и кто-то заговорил о пожаре. Ничего толком не расслышав, он повернулся на другой бок и снова заснул. Проснувшись на рассвете и еще не вполне придя в себя, он почувствовал себя необыкновенно счастливым. Он не мог точно определить, почему: это была какая-то розовая тень грядущей великой радости, той, которая в полной силе и славе охватит нас лишь тогда, когда после смерти души наши свободно и легко устремятся к Вечности…

Он вскочил с постели, и взгляд его упал на сафьяновый футляр, стоявший на туалетном столике. В нем лежали бриллианты, которые он заново оправил в качестве свадебного подарка Анжеле. Они не шли ни в какое сравнение с бриллиантами Милдред Карр, но все равно были чрезвычайно красивы, их красоту подчеркивала элегантная оправа в форме змеи с изумрудной головой и рубиновыми глазами, сделанная так, чтобы плотно обхватить стройную шею Анжелы.

Вид драгоценностей сразу же напомнил ему о его теперешних обстоятельствах, и он понял, что долгий час испытания миновал — он вот-вот встретится с Анжелой. Быстро одевшись, Артур взял шкатулку с драгоценностями, но, найдя ее слишком большой, открыл ее, вынул ожерелье и сунул в карман. Вооружившись таким образом, он проскользнул вниз по лестнице, миновал открытую гостиную, где сквозь щели в ставнях свет падал на унылый ряд липких пивных кружек и стаканов, и по посыпанному песком коридору вышел на деревенскую улицу.

Уже совсем рассвело, и солнце никогда не освещало более прекрасного утра. Воздух был теплым, но в нем чувствовалась та резкая свежесть, которая необходима, чтобы сделать летнюю погоду идеальной — и которую мы всегда пропускаем, завтракая в девять часов. Небо было голубым, лишь с несколькими небольшими облачками; капли росы сверкали на каждом листочке и каждой травинке; туман еще цеплялся за ложбины, и сладкое дыхание проснувшейся земли было наполнено прекрасным ароматом английского июня, который по-своему даже более восхитителен, чем пряные ароматы тропиков. Это было утро, способное излечить больных, сделать людей счастливыми и заставить атеистов поверить в Бога. Что касается Артура, и без того переполненного молодостью и здоровьем, то он попросту летел на крыльях, и кровь кипела в его жилах.

Он снова чувствовал себя ребенком, свободным от забот, счастливым, за исключением, разве, того, что его сердце переполняла любовь, неведомая детям. Его пылкий темперамент вырвал юношу из пропасти депрессии, довольно часто свойственной ему, и теперь он был совершенно счастлив и уверен в себе. Чаша Тантала была у его губ, и он выпьет ее до дна, будьте уверены! Глаза его сверкали и горели, ноги ступали легко и быстро, как у антилопы, смуглые щеки горели — никогда еще он не был так красив. Анжела не забудет своего обещания; она будет ждать его у озера, он был уверен в этом, и потому именно туда он направился под утренним солнцем. Это были самые счастливые мгновения…