Рассвет Полночи. Херсонида

Поэзия С.С. Боброва 439 мрачного провозвестника катастроф. Строки из этой оды цитировал Карамзин в программном стихотворении «Протей, или Несогласия стихотворца» (1798), указывая на чуждые изящному вкусу предметы вдохновения. Видимо, о ней же он вспоминал и в предисловии ко второй книжке «Аонид» (1797), осуждая пристрастие к «ужасным сценам Натуры». Так что вполне основательно Бобров тему потопа называл своим «неким отличительным почерком пера»32. Прочие его стихотворения в «Беседующем гражданине» - это опыты в разных жанрах, написанные по определенным поводам и в целом далекие от юнгианской традиции. Тематического цикла, подобного стихам в «Покоящемся трудолюбце», они не образуют. Зато в них прослеживается лейтмотив: это смерть, являющаяся в разных обличи- ях. Одно стихотворение так и озаглавлено: «Хитрости Смерти»33. Смерть воздвигает мятежи в природе, брани среди людей, «хитро» скрывает свой «ужас» «средь миртов», в обличиях Бахуса и Венеры. Сеющая раздоры и уничтожение, она рушит гармонию мироздания, подобно «древнему змию» в оде «Любовь». В других стихотворениях явлены особенные «личины» смерти: она смущает пирующих друзей («Стихи на новый год...»), приходит в бурном дуновении Божьего гнева на преступников («Судьба мира»), подбирается к старику брачном чертоге («Ода старику, женившемуся на молодой девице...»), «ристает» на бранном поле («Ода на взятие Очакова»), внезапно поражает после счастливо избегнутых военных опасностей («Память о славном Грейге...») и ждет своего часа, чтобы придти к укрывшемуся от света философу («Ода двенадцатилетнего Попе...»). Эта сосредоточенность на теме смерти является оригинальной чертой Боброва, как и особая величавая «серьез- ЫДНВ.Ч. 1.КН.1.С.6. 33 БГ. 1789. Ч. 2. № 8. С. 379-381 (2-я ред. № 116).

440 ВЛ. Коровин ность», которую он сохраняет даже в шуточном, «легком» стихотворении. Так, в «Оде старику, женившемуся на молодой девице в майе месяце» речь идет о состязании смерти и любви, решающем участь старика Беспута: Смерть слепая начинает Со слепым Эротом бой; Темна туча стрел летает Над седою головой; Но Эрот одолевает И ревущу смерть толка(ет). Все вопили, что в могилу Наш Беспут уже сойдет, Но, храня любовну силу, Он с младой в чертог идет... {БГ. 1789. Ч. 2. № 5. С. 89-90) Любовь здесь не просто спутница жизни и молодости, но, как и в оде «Любовь», религиозно-философская категория - начало, сводящее воедино подробности бытия, залог мировой гармонии: О любовь! - ты всюду дышешь, Дышешь в роще, - средь полей, И законы верны пишешь, Где струе сойтись с струей... (Там же. С. 7) Переделывая стихотворение для «Рассвета полночи» (№ 202), автор «Беспута» назовет просто «стариком» (в заглавии - Седонегом), а «Эрота» почти всюду заменит на «любовь», подчеркнув тем самым отвлеченный философический смысл стихов. В результате звучание их станет более торжественным: Смерть слепая начинает Со слепой любовью бой... и т.д.

Поэзия С.С. Боброва 441 Однако при этом Бобров акцентирует и комичность ситуации («...старик, хотя чрез силу, гнясь дугой, в чертог бредет») и даже введет следующие «живописные» строфы: Сивы волосы над оком, Как усы, уж не висят; Лишь седины неким клоком Из ноздрей во тьме глядят. Тщетна тут щипцам работа; Вырастут - опять забота. На челе хоть снег не тает, Но в груди геенна ржет, Где любовь, как печь, пылает, - Точно как на Этне лед Сверху лоснит, будто камень, А внутри клокочет пламень. (№ 202, ст. 37^8) Любовь, пылающая, как печь, и ржущая, как геенна, седины, выглядывающие во тьме из ноздрей, - вся эта вопиющая дисгармония сопутствует теме смерти и оправдана ею. Для Боброва смерть привлекательна не как подступ к нравоучению (что было типично для литературной продукции масонов), а именно как поэтическая тема, дающая простор фантазии, увлекаемой в область «возвышенного» и «ужасного», часто на самую грань «безобразного» или за нее34. Именно «смелостью» и «странностью» воображения стихотворе- 34 Вот, например, одна из самых «остроумных» (вполне барочных) фантазий Боброва о смерти: «Когда чревата Смерть метальными шарами / Из строя рыщет в строй гигантскими шагами / И ищет, где родить из трупов в поле холм...» («Эпистола Его Сиятельству Николаю Васильевичу Репнину, знаменитому победителю за Дунаем при Мачине». СПб., 1793. С. 3). В «Рассвете полночи» строки о смерти, «рожающей» трупы, автор изменит, видимо, сам смутившись своей смелостью, однако «чреватость» ее «метальными шарами» оставит в неприкосновенности (см. № 44, ст. 25-28).