Рассвет полночи ТОМ 1 Херсонида

Часть третья 313 Сын вечности неизьясненной, Исторгнувшись из бездны вдруг, Крылами юности снабденной, Слетает в тусклый смертных круг; Фемиды дщери воскресают И пред лицом ее играют; Весна усопшие красы Рассыпать перед ним стремится И вместо вихрей вывесть тщится Спокойны в январе часы. Она с улыбкою выходит Из храмины своей пустой, Дрожащих зефиров выводит На хладный воздух за собой; Но, взор одеждой закрывая И паки в храмину вступая, Стенет, что скинуть не могла Толь рано с древ одежд пушистых И погрузить в слезах сребристых Зимы железного чела. Грядет сын вечности священной, Исполн влияния планет, И жребий мира сокровенной Во мрачной урне он несет; Пред ним Ирой с щитом робеет, И червь у ног его немеет; К кривому острию косы Душа правдива лишь смеется. Не ропщет, что перестрижется Нить жизни в скорые часы. Иной рыдает иль трепещет, Что изощренно лезвее Уже над головою блещет, Готово поразить ее;

314 Рассвет полночи Другой, стоя вдали, вздыхает И робки взоры простирает На нового небес посла, Железную стрелу держаща, О роковой свой брус точаща, Дабы пронзить его могла. Колики смертны почитают Сей новый год себе бичем И сколь не многи обретают Вождя к спокойной смерти в нем! Но если я твой одр суровый Слезой омою в год сей новый И ты - в свой темный гроб сойдешь, Возможно ль, ах! - при смерти люты Иметь тебе тогда минуты? - Любезный друг! - ты лишь уснешь. Когда же парки уважают Тобой боготворимых муз И ножниц острие смягчают, Да не прервется наш союз, - Тогда скажу я, восхищенный: «О Феб, Латоною рожденный! Еще дай новых нам годов, Да мы продлим дни в дружбе нежной, Доколе век наш безмятежной Не осребрит на нас власов!" 115. К РУССКОМУ ЛУКУЛЛУ НА ТОТ ЖЕ СЛУЧАЙ Еще с седой главы снимает Часы крылаты бог веков, Еще он тихо пресыпает Упадший ниц песок часов,

Часть третья 315 Что прежде часто Вакх веселый Душистым соком окроплял И, тем дав ход песку тяжелый, Всю плавность времени отъял. Но бог пернатый снова ставит На темя лысое часы; С угрюмой скромностию правит Блестяще лезвие косы; Он ждет, чтоб ты песок в них влажный Минервы светом оживил Иль, возвратяся в храм муз важный, Парнасским жаром оживил. Смотри! - как скоро пролетела На крыльях розовых весна, Когда твоя душа имела На пищу нужны семена? Не лето ль ныне то бурливо, Где опыт, - ум - и духа свет Ведут с страстьми сраженье живо? Увы! - тотчас и то минет. Грядут сумрачны дни осенни, Где должен ты все то собрать, Что сеял в юны дни весенни; А там готовься гроб тесать, Где перестанет Хрон суровый Весенним причудам внимать; Увы! - не станет в годы новы Твоих Эротов грудь трепать.

316 Рассвет полночи 116. ХИТРОСТИ САТУРНА, ИЛИ СМЕРТЬ В РАЗНЫХ ЛИЧИНАХ Сурова матерь тьмы, царица нощи темной, Седяща искони во храмине подземной, На троне, из сухих составленном костей, Свод звучный топчуша обители теней И вместо скипетра железом искривленным Секуща вкруг себя туман паров гнилой, Которым твой престол весь зрится окруженным И сквозь который зрак синеет бледный твой! Се! - от твоей стопы река снотворна льется И устьем четверным в мятежный мир влечется, Да в четырех странах вселенныя пройдет! Навислые брега, где кипарис растет, Бросают черну тень в нее с хребтов нагбенных; Не зефиры в нее, но из расселин темных, Где начинался ад, подземный дует дух И воет в глубине, смущая смертных слух. О мрачна смерть! - ты здесь, конечно, пребываешь; Ты здесь ни солнечных красот не созерцаешь; Ни шлет сюда луна серебряный свой свет, Когда торжественно исходит меж планет; Скажи, - всегда ль ты к нам летишь средь тучи темной, Как, быстро вырвавшись из храмины подземной, Распростираешь в твердь селитряны крыле

Часть третья 317 И, косу прековав в перун еще в земле, Удары гибельны с ужасным ревом мещешь И светом роковым над дольним миром блещешь? - Всегда ли ты ревешь в чугунную гортань И там, - где возгорит на ратном поле брань, Рыгаешь в голубом дыму свинец свистящий И рыцарско дробишь чело сквозь шлем блестящий? - Всегда ли ты спешишь кинжал очам явить, На коем черна кровь кипящая курится? - Нет, - не всегда в твоей руке металл тот зрится, Которым ты стрижешь столь явно смертных нить. Богиня! - пагубен твой смертным вид кровавый, Но пагубней еще им образ твой лукавый, Когда, переменив на нежны ласки гнев И тонко полотно батавское надев, Лежишь в пуховике, опрысканном духами, И манишь щеголя волшебными руками; Или, сиреною исшедши из зыбей Для уловления со златом кораблей, Ты испускаешь глас, что в звуке сколь прекрасен, Столь внемлющим его смертелен и опасен; Иль, умащенные когда власы имев, Одежду, сшитую на нову стать, надев, Взяв в руку трость и пук цветов приткнувши к груди, Спешишь, где с нимфами распутны пляшут люди, Где в купле красота, где уст и взоров студ, Где Вакха рдяного Эроты в хор влекут;