Рассвет после ночи

До этого рокового часа было весело и непринужденно во временном парижском обиталище Елены Киприанис. В памятный апрельский вечер было очень оживленно: во всех комнатах зажглись огни, оттуда доносились песни, веселый разговор… Новый привратник Жан — боевой друг погибшего в годы Сопротивления Пьера — вместе со своей женой то и дело бегал в кладовую и на кухню, щедро потчуя гостей. А гостей было много. Словно заранее сговорившись, они съехались в Париж из разных мест. Из Лондона приехал мистер Джекобс, из Египта — певица Акифа, из Милана — давняя подруга, балерина Сильвана, а из Греции — маленький ансамбль музыкантов, который гастролировал в Париже; среди них была Лулу, несказанно обрадовавшая Елену. И еще приехали русские — молодые родственники «красной княгини» Марии и других эмигрантов из знаменитого «Русского дома», которые погибли в годы Сопротивления. Все они помнили о дне рождения Елены Киприанис. Гости знали, что вот уже несколько лет — после смерти ее учителя и наставника Ланжевена — в этот день она обычно не бывает дома, гастролирует, а нынче осталась в Париже, отказавшись от нескольких предложений продюсеров. Сама Елена не ждала гостей. Ей казалось, что, кроме отца и маэстро Ланжевена, да еще Никоса, никто никогда не знал точно о дне ее рождения. Из оставшихся в живых лишь Один человек мог вспомнить и, как всегда, поздравить ее телеграммой или телефонным звонком из Афин. И вдруг такое нашествие: приехали самые даяние, самые желанные друзья. Не было только Никоса. Он прислал поздравительную телеграмму из Афин и еще сообщил: скоро собирается в Россию, где встретится с греческим музыкальным ансамблем, с Лулу, и все вместе они дадут долгожданные концерты. Всех огорчило отсутствие Никоса. Особенно сожалел об этом Джекобс.

— Я перевел стихи друзей Никоса по Макронисосу, чтобы он послушал, как они звучат на языке Байрона, — горячо говорил он. — Муза Сопротивления — это самая яркая и трагическая страница в мировой поэзии нашего века. Она не только рассказывает о том, что было, но и предупреждает о новой опасности. Да, опять стало тревожно в Греции. Не нравится мне эта чехарда с правительственными кабинетами, с переменами премьеров… Как, интересно, сейчас там Никос? Это хорошо, что он собирается в Россию. Там, уверен, очень полюбят его голос…

Словоохотливый англичанин не отходил от Лулу, рассказывая о том, как вместе с Никосом и Хтонией он воевал с фашистами, когда Лулу была совсем малышкой, он подружился с Никосом и гордился этой дружбой, что дети, внуки Джекобса и Ставридиса должны тоже дружить, потому что без братства честных людей трудно одолеть врагов свободы и демократии.

Дружно и вдохновенно гости пели греческие, французские, русские, английские, арабские песни.

— С таким ансамблем все продюсеры мира заключили бы контракты на сто лет вперед, — сказала Елена.

Сегодня она была счастлива. Такое не часто бывало в ее жизни. Под одной крышей собралось столько друзей! Помнится, так было во время последней поездки в Грецию три года назад, когда собирались в доме Никоса, в пирейском клубе докеров, в маленькой кофейне «Самандос»… После тех памятных дней Елена стала совсем другой: иные дела, кроме сцены, живо интересовали ее, особенно все то, что происходило на ее родине. Греческая певица-эмигрантка гневно осудила действия реакции и королевского двора, заставившие уйти в отставку либеральное правительство: «То, что произошло на моей родине, это первый акт большой по-литической драмы, авторами которой являются неофашисты и финансовые тузы типа Ахиллеса Пацакиса. Эта драма должна сойти с греческой политической сцены, иначе опять прольется кровь народа, опять моя родина будет брошена в огонь братоубийственной войны». Голос певицы и трибуна становился все громче, к нему прислушивались.

Артистическая и общественная деятельность требовала много времени, энергии, душевных сил… Елена очень уставала, но еще никогда не чувствовала такого удовлетворения от сознания полезности своей деятельности, как после поездки в Грецию. Она была популярна как певица, и в многочисленных поклонниках ее таланта недостатка не было. Елена была уверена, что популярность певицы — лучшая память об отце, который очень мечтал об этом, и что своим пением она прославляет свою нацию, свою родину. Она поняла, что в то время, когда в Греции происходят правительственные перевороты, когда подымает голову фашизм, когда страну оптом и в розницу продают американцам, когда демократия в опасности, ей, гречанке, нельзя быть посторонним наблюдателем. Она твердо встала на защиту той Греции, за которую погибли ее отец, Мелина Ригас, Селина и Фаэтон, за которую боролись Никос, Хтония, Самандос, Лулу и — многие другие ее афинские друзья.