Растлённая

Девушка заплакала. Стас что-то бормотал, вминая ее в кровать, кряхтел, и, в конце концов, его голос снова вернул ее к способности понимать происходящее. И она осознала, что прошедшая ночь не была пиком кошмарных ощущений. Теперь ее насиловали по-настоящему.

Она не могла видеть, что делала ее старшая сестра. Та стояла на пороге комнаты и расширенными глазами созерцала зад своего бой-френда. Она не могла понять, когда Стас успел стянуть с себя джинсы, и не осознавала, что собственные пальцы теребят соски. Когда Стас застонал, Влада покинула спальню, просеменила в ванную и там запустила ладонь между ног.

Спустя считанные секунды она закричала, кусая губы.

6

На деревьях распустились маленькие листочки. Если несколько дней назад кто-то и запаздывал, теперь зеленело каждое дерево. Появилась новая трава, после долгого перерыва она казалась изумрудной, приятно режущей глаза.

Все, не только растения, но и дома, люди, казалось свеженьким, вымытым и легким.

Ничего из этого не замечала худенькая шестнадцатилетняя девушка в голубом, по колено, пальтишке. Она спешила, глядя себе под ноги, но все равно спотыкалась. Закончился последний урок в школе, учительница отпустила их до звонка, и Оля первая выбежала из класса. Одна из ее одноклассниц, подружка Женя, единственная с кем у нее в классе было тесное общение, позвала ее, но Оля отмахнулась, сказала, что срочно нужно домой. Она заметила в глазах подруги легкое недоумение с примесью назревающей обиды, но что она могла сделать?

После Пасхи ее жизнь изменилась, и это не могло не сказаться на общении с людьми, особенно с подругами, которых и так было немного. Оля закрылась, будто раковина, разговор не получался даже с Таней, самой близкой подругой. Вчера она позвонила Оле, предложила проехать в Центр, прогуляться. Сказала, там полно гуляющих, особенно на набережной. Так всегда случалось, когда наконец-то приходило настоящее тепло, пахнущее близким летом. Оля, конечно же, отказалось, посетовала, что не успеет сделать уроки. Таня не настаивала, хотя по ее реакции Оля уловила недоуменное недовольство. Если бы Таня знала, что произошло с подругой, она бы поразилось ее выдержке, тому, что та до сих пор держит такое в себе.

На самом деле Оле с неимоверным трудом удавалось вести себя так, как будто ничего не произошло. И главным фактором являлся стыд. Он удерживал девушку от видимых изменений в поведении, толкал ее по течению, которое и несло ее все эти годы. Она все больше убеждалась, что узнай обо всем родители, они посчитают, что она сама спровоцировала парня своей старшей сестры. Особенно отец. Тот вряд ли примет сторону дочери, для него девушка, ведущая правильный образ жизни, никогда не окажется в чьей-то постели.

Уже которую ночь она плохо спала. Живот все время болел, хотя боль слабела. Ей постоянно что-то снилось, но, просыпаясь, она, быть может, к счастью, ничего не помнила. Разве что чьи-то руки, хватавшие ее, и горячее дыхание, противное, как прикосновение насекомого в ночи. Аппетит пропал вовсе. Ее тошнило от одного только вида еды. Естественно, ей все равно приходилось садиться за стол, когда они ужинали всей семьей. И это являлось дополнительным мучением, заталкивание в себя пищи.

И все-таки, несмотря на старание, родители заметили, что с ней что-то не так. Мать спросила, не заболела ли она. Это происходило, как обычно, на кухне, единственное место, где члены их семьи совершали то, что с натяжкой можно было назвать искренним интересом к другому. Они были вдвоем с матерью, но Оле показалось, что в прихожей находится Влада, застыла и напрягает слух. Оля сослалась на то, что, возможно, чем-то отравилась в гостях у Тани. Мать потребовала выпить какие-то таблетки. Оля молча согласилась: ей было все равно, что сейчас глотать.

К сожалению, вечерних трапез не могла избежать и Влада. Сестра сидела напротив нее и в отличие от младшей не могла пожаловаться на аппетит. Оля сидела с опущенными глазами, но изредка она все же ловила на себе короткие взгляды Влады. Понять их значение, понять, что сестра думает, она не могла.