Расцвет империи. От битвы при Ватерлоо до Бриллиантового юбилея королевы Виктории

В сентябре 1876 года Гладстон за 4 дня написал памфлет под названием «Болгарские ужасы и восточный вопрос» (Bulgarian Horrors and the Question of the East). Его дочь подтверждала: «Вся страна охвачена огнем — повсюду проходят митинги». За месяц было продано двести тысяч экземпляров памфлета. Гладстон закрепил свой триумф на митинге под открытым небом в Блэкхите, где под проливным дождем воззвал: «Пускай же теперь турки избавят людей от своих злодеяний единственно возможным способом — избавив их от самих себя!» Толпа заполняла каждую паузу в его выступлении криками: «Да здравствует Гладстон!» и «Мы с тобой!». Силой своей воли и разума он сумел превратить огромное количество народа в единое сверхчувствительное существо. К концу собрания люди непрерывно кричали: «Веди нас! Веди нас!»

Дизраэли все это не впечатлило. Он назвал самого Гладстона едва ли не величайшим ужасом Болгарии и пригрозил России последствиями. Благодаря этому в репертуаре мюзик-холлов появилась одна из самых знаменитых песен:

Нам драться неохота, но если в драку лезть,
У нас есть пушки, корабли, и деньги тоже есть![15]

Действующие лидеры Либеральной партии Хартингтон и Гренвилл опасались, что Гладстон может разжечь между Россией и Турцией войну, в которой Англия будет вынуждена принять участие. Королева называла Гладстона полусумасшедшим. Тем не менее Гладстон вновь обрел близкую по духу аудиторию — он снова ощущал связь с народом, и это было чрезвычайно захватывающе. Весной 1877 года он ступил на зыбкую почву, присоединившись к Джозефу Чемберлену на первом заседании Национальной либеральной федерации в Бирмингеме. Он заявил, что Либеральная партия — «единственный инструмент, с помощью которого можно совершить большое дело». Он видел в Чемберлене соратника в этом деле, «готового сыграть роль в истории и, вероятно, предназначенного для нее самой судьбой». В каком-то смысле Чемберлена можно было назвать человеком, разделявшим миссию Гладстона, но обоим политикам было ясно, что Чемберлен рассчитывает завести в Либеральной партии свои порядки. Гладстон же был заинтересован скорее в расширении базы избирателей, и для этого он сосредоточил усилия своей партии на актуальной нравственной проблеме.

Вся страна разделилась на два противоборствующих лагеря: одни поддерживали Гладстона и пророссийских политиков, другие — Дизраэли и Турцию. Сам Дизраэли говорил королеве: «Среди двенадцати членов кабинета можно насчитать семь совершенно разных мнений о том, какого внешнеполитического курса нам следует придерживаться». Дебаты касались в основном интересов вовлеченных в дело иностранных держав, но часть их затрагивала также карьеры министров, непосредственно участвовавших в обсуждении. Дерби говорил: «Для премьер-министра главное — изумлять и восхищать публику смелыми ударами и неожиданными ходами. Он готов скорее рискнуть национальными интересами, чем услышать, что его политику называют вялой и неоригинальной». В начале 1877 года переговоры в Константинополе зашли в тупик, и три месяца спустя началась война, в которой Англии предстояло вмешаться в битву между змеей и медведем. Силы султана не шли ни в какое сравнение с мощью царя. Англия, опасаясь расширения конфликта, была вынуждена отправить флот в Константинополь. Дизраэли беспокоился за Восточное Средиземноморье и путь в Индию. Он обратился к английским резервам, что было явным признаком надвигающейся войны. В результате лорд Дерби ушел в отставку, и вместо него министром иностранных дел стал Солсбери.

В первые недели 1878 года противники подписали в Сан-Стефано мирный договор, по итогам которого возникла новая, намного более обширная Болгария, представлявшая потенциальную угрозу для своих соседей. Последовали новые тайные переговоры, секретные депеши, взятки, предательства и лживые обещания, которые привели к тому, что через три месяца в Берлине договор был пересмотрен и Болгария сильно уменьшилась. Англия согласилась защищать Турцию от вторжений, султан согласился провести необходимые социальные реформы, и в ходе сложных дипломатических маневров Великобритания получила Кипр. Она была согласна вернуть остров, если Россия вернет землю, захваченную в Азии. По меркам того времени это казалось вполне достойной договоренностью. Премьер-министр вернулся в Лондон победителем. Перемирие было подписано в марте 1878 года. Тогда же королева впервые увидела телефонный аппарат, который установили в Осборн-хаусе.

Однако многие вовсе не считали это миром на почетных условиях. Лорд Роузбери, видный либерал из палаты лордов, сурово критиковал Дизраэли и его сторонников. «Они разделили Турцию и присвоили кусок добычи. Они бросили на произвол судьбы Грецию. Они взяли на себя огромные обязательства неясной природы», — говорил он. Впрочем, он забывал, что Дизраэли предпочитал именно широкие и как можно более неопределенные обязательства.