Расцвет империи. От битвы при Ватерлоо до Бриллиантового юбилея королевы Виктории

Новый министр иностранных дел маркиз Солсбери ездил вместе с Дизраэли в Берлин, хотя не вполне разделял его турецкие симпатии. Он был одним из ведущих игроков и тоже мечтал о кресле премьер-министра. Он с некоторым презрением наблюдал за дивертисментами Дизраэли в Берлине. Своей жене он писал, что Дизраэли «не имеет ни малейшего представления о происходящем, понимает все превратно и постоянно воображает вокруг заговоры». О своих коллегах по кабинету он говорил: «Все они из среднего класса, и я не раз замечал в жизни, что такие люди боятся ответственности».

Возможно, именно поэтому, будучи министром иностранных дел, Солсбери ввязался в ряд небольших войн. Он в какой-то мере нес ответственность за Вторую англо-афганскую войну, которая длилась два года и закончилась битвой при Кандагаре. Примерно в это же время возник более серьезный конфликт: в начале 1879 года английская армия вторглась в королевство зулусов. В январе войско туземцев уничтожило при Изандлване целую армейскую колонну, после чего в Зулуленд отправили еще 9000 солдат. Неожиданно мощный удар со стороны туземцев вызвал огромное замешательство. Дизраэли сказал: «Это ужасное бедствие потрясло меня до глубины души». Резня спровоцировала столь же жестокую месть, о которой, впрочем, сообщали в газетах без лишних подробностей. Кровавый кризис продолжался до лета и окончился разгромом армии зулусов при Улунди. Было принято считать, что их победил, как это называл Чарльз Кингсли в романе «Олтон Локк» (Alton Locke; 1850), «тот мрачный, серьезный, упрямый дух, которым со времен древних римлян из всех народов на Земле обладают только англичане». Это было скорее позерством и притворством, — как насмешливо говорили в то время, «вздор и дребедень». Зулусы стали жертвами алчности, расовой ненависти и жажды крови.

Люди представляли себе империю совсем по-другому. Колонии оказались кладбищами, и не только для солдат, участвовавших в конфликтах, смысл которых они едва понимали. Половина прибывших в Западную Африку колонистов скончалась в течение трех месяцев. В Сьерра-Леоне смертность составляла 483 человека на тысячу, в районе Золотого Берега — 668 человек на тысячу. На Цейлоне смертность была в пять раз выше, чем в Британии. Виктория понимала мировую обстановку лучше, чем большинство ее подданных и политиков. Во время ожесточенных боев в Афганистане она писала: «Необходимо удержать наши позиции в Индии и в колониях». Биконсфилду она сообщила: «Если мы хотим сохранить положение державы первого порядка, мы вместе с нашей Индийской империей и нашими обширными колониями должны быть постоянно готовы к нападениям и войнам на разных территориях».

В письме к леди Эли она заявила: «Я хочу доверять своему правительству, из кого бы оно ни состояло, но эти люди должны заранее понимать, что я никогда не смогу доверять им, если они попытаются разрушить и отменить то, что было сделано до них». По словам писателя Фрэнка Буллена, «ни один мальчишка не смел прийти в школу и сказать, что он против империи, — вздумай он так поступить, его немедленно поколотили бы». Приключенческие романы, рассказы и иллюстрированные журналы изображали дальние рубежи империи как арену героических приключений. Они много писали о гордости и престиже, но мало — о торговле, хотя постоянный поиск новых коммерческих возможностей и новых рынков был главной движущей силой империализма.

В конце 1878 года Гладстон записал в своем дневнике, что верит в борьбу за «справедливость, человечность и свободу», и добавил: «Если я действительно верю в это, то я должен рассматривать свое нравственное призвание к этой работе как знак великого и высокого Божьего поручения, для исполнения которого Он избрал меня». Даже во второй половине XIX века это еще звучало вполне серьезно, хотя сейчас, без сомнения, было бы воспринято как своего рода мания почти всеми, кроме избравших сомнительный путь религиозного радикализма. За Гладстоном стояла масса нонконформистов — сила, значительно более весомая и могущественная, чем радикальные либералы. Разумеется, подобные настроения только отталкивали и раздражали такого человека, как Дизраэли.

С такой установкой Гладстон начал Мидлотианскую кампанию в ноябре 1879 года. В своих выступлениях он по-прежнему осуждал злодеяния Турции, но вместе с тем касался широких вопросов внутренней политики, особенно уместных в преддверии всеобщих выборов 1880 года. Он начал свою кампанию в загородном поместье лорда Роузбери, что значительно ускорило карьеру Роузбери, а затем совершил поездку из Ливерпуля в Эдинбург, чтобы выступить с серией речей, представлявших собой нечто среднее между лекцией и проповедью. Он выступал в Карлайле, в Хоуике, в Галашилсе. Пожалуй, это была первая политическая кампания в истинном смысле слова. Как сказал Дизраэли, «мы управляем людьми с помощью слов».