Расцвет империи. От битвы при Ватерлоо до Бриллиантового юбилея королевы Виктории

В своем дневнике в 1882 году Беатрис Уэбб назвала это время царством доброжелательного духа, где «социальные вопросы считаются важнейшими вопросами дня и заменяют собой религию». Социальные отчеты и обзоры теперь лежали рядом с сентиментальными и бульварными романами, и, хотя общество большей частью все так же проходило мимо, некоторые останавливались при виде ребенка в лохмотьях и истощенной полупьяной матери. Книга Чарльза Бута «Жизнь и труд людей в Лондоне» (Life and Labour of the People in London; 1889–1903) не отличалась такой оригинальностью, как работа Генри Мэйхью «Лондонские трудящиеся и бедняки» (London Labour and the London Poor), опубликованная 40 лет тому назад, когда предметом исследования были не классы, а отдельные люди. Житейские истории уступили место статистике, отразив кардинальные изменения в репрезентации социальной истории. По утверждению Бута, 30 % населения Лондона жили в бедности и около трети из этого числа — «в крайней бедности». В 1880-х годах «крайняя бедность» не слишком отличалась от полной нищеты. Он считал, что если бедность поддается определению, то она поддается и исправлению. Он также высказал предположение, что именно правительство должно взять на себя ответственность за удаление с карты Лондона черных районов, населенных «поденными рабочими, уличными торговцами, бездельниками, преступниками и их пособниками».

Однако он не обвинял самих бедняков в их тягостном положении, как это обычно делали люди прежних поколений. По его словам, бедняки могли «усердно трудиться» и «всеми силами стараться выбиться из нищеты», но экономические условия периода не оставляли им ни единого шанса. Даже если люди не страдали ленью и пьянством, ворота фабрик были для них закрыты. Росло осознание, что бедняки вовсе не постоянная и обязательная часть общества и что их положение во многих случаях можно исправить. Позитивные изменения XIX века, от водопровода до санитарии, действительно помогли сделать жизнь людей лучше. Бедные городские районы с их харчевнями, столовыми, пивными и бурлеск-шоу, уличными певцами, шарманщиками, бродячими оркестрами и зычными криками торговцев обладали, пожалуй, даже некоторой живописностью.

Один взгляд на разработанную Чарльзом Бутом «карту бедности» быстро развеивал ложный оптимизм. Черным цветом на карте были отмечены места, где обитал «низший класс, пороки, преступность», темно-синий цвет обозначал «крайнюю бедность, хроническую нужду». Представители следующей страты, отмеченной на карте голубым цветом, были вынуждены жить на доход от 18 шиллингов до гинеи в неделю. Ист-Энд был черным сердцем города, более трети его населения проживало за чертой бедности. Возможно, с 1840–1850-х годов условия жизни действительно несколько улучшились, но люди, живущие в крайней бедности, теперь чувствовали себя еще более обездоленными по сравнению с другими. Экономист Дж. А. Гобсон писал в 1891 году: «Положение бедняков улучшается недостаточно быстро, чтобы остановить поток народного недовольства».

Если проблема была не в личной нерадивости и даже не в невезении, то винить оставалось только «систему» — это слово в последнее время было у всех на устах, как и связанное с ним новое понятие (и новый повод для беспокойства) — «безработица». Трафальгарская площадь стала центром митингов и демонстраций этого нового элемента, возникшего в государстве. Мэр Лондона учредил фонд помощи безработным, но ему удалось лишь незначительно смягчить ситуацию. Безработные населяли теневой мир, куда многие заглядывали с опаской. Никто не знал, что с ними делать. Кроме них существовала еще более низкая категория — «придонный осадок», служивший источником распространения болезней, но на первом плане в общественном сознании оставались именно безработные.

Возможности облегчить тяжелое положение трудящихся бедняков, или «достойных бедняков», коллективными средствами пока еще не существовало. В стране было около 700 благотворительных объединений, но все они действовали, как правило, разобщенно и ситуативно. Предметом их заботы могли стать отдельные улицы, районы и даже отдельные люди. Общество еще не имело полноценной «страховочной сетки», позволяющей охватить тех, кто выпал из системы. Однако в 1869 году начал действовать Союз благотворительных организаций, который Генри Джеймс считал «характернейшей чертой английской цивилизации». Он был практичным и прагматичным, как любое другое английское объединение, и он немало сделал для того, чтобы скоординировать усилия разных благотворительных организаций, не давая им столкнуться и помешать друг другу.