Расцвет империи. От битвы при Ватерлоо до Бриллиантового юбилея королевы Виктории

…Беды от чужаков, беды от новомодных предрассудков, беды от современных видов спорта, беды от перенаселения, беды от роста железных дорог, беды от безграмотности и невежества, беды от вторжения хамов, беды от равнодушных вельмож… Всё идет не так, как должно. И везде одно и то же. Фермеры на грани разорения. От торговли одни убытки. Церковь в опасности. Палата лордов давно уже не та. Трон пошатнулся.

В каком-то смысле это просто сатирическое перечисление предрассудков одной узкой прослойки общества, но оно позволяет понять, какие тревоги и страхи не давали покоя даже самым, казалось бы, крепким и находчивым викторианцам. Уилки Коллинз называл это время «дни ужасного нервного истощения и расползающихся исподволь нервных недугов». Джон Морли говорил: «Все охвачены сомнениями, колебаниями и боязливым ожиданием». В 1888 году писательница Элизабет Чепмен замечала: «Всеобщий бунт против власти во всех сферах жизни есть признак неустроенной, переходной, прежде всего демократической эпохи». Журналист Т. Х. Эскотт писал: «Старые границы стираются, почитаемых идолов уничтожают». Люди ощутили сейсмический сдвиг, изменивший общество, еще до того, как смогли понять, что происходит. У многих перемены вызывали нервное истощение и страх.

Именно поэтому одним из главных образов эпохи стало крушение поезда. Воплощение нового мира, стремительного бега времени и почти невероятной скорости одновременно было символом гибели и катастрофы. На картине Тёрнера «Дождь, пар и скорость» мы видим зайца, бегущего перед локомотивом Великой Западной железной дороги, который пересекает Мейденхедский мост. Современники знали или могли вспомнить старую поговорку: «Увидишь перед собой бегущего зайца — жди беды». «Мы увидели зайца. Нам не повезет». Сам паровой двигатель стал метафорой. Журналисты обсуждали «новый усовершенствованный патентованный способ передачи законопроектов через палату лордов с помощью паровой машины». Новый предприниматель, по словам Джона Стюарта Милля, измерял «достоинства всех вещей по тому, насколько они способны увеличить количество паровых машин и могут ли сделать людей такими же удобными, как машины». Считалось, что разум и тело необходимо тренировать для жизни, «словно паровой двигатель, пригодный к выполнению любой работы». Многие восхищались мощью машин и людьми, которые их обслуживали. Один из первых летописцев хлопковой промышленности, историк Альфред Уодсворт писал: «Новые станки быстро распространились в Англии, потому что в них было заинтересовано все общество». Карлейль, напротив, осуждал благоговение перед «паровым интеллектом». Всё вокруг так или иначе сравнивали с машинами.

У викторианцев был и другой способ смотреть на мир. В 1850-х годах, обращаясь к своим друзьям в Ньюкасле, Джордж Стефенсон так отозвался о возможностях железных дорог, мощь и масштабы которых навсегда изменили английский ландшафт: «Когда я оглядываюсь на эти грандиозные начинания, мне кажется, что нашему поколению удалось овладеть легендарными силами сказочных волшебников». Для многих это был мир нездешней магии, внезапных превращений, заклинаний и чар, где обыденное вдруг стало чудесным. Один наблюдатель назвал пожар в парламенте в октябре 1834 года «совершенно сказочной сценой». Проехав на поезде по недавно построенному туннелю Эдж-Хилл, Фанни Кембл сказала: «Ни одна волшебная сказка не сравнится с тем чудом, которое я видела».

Пытаясь уложить в голове бесконечный поток перемен и новых явлений, люди говорили о магии и колдовстве, словно это был единственный способ осмыслить происходящее. Газовое освещение улиц, строительство туннеля под Темзой, заводские станки, способные заменить тысячу рабочих рук, — все это воспринимали как чудо. На смену газу вскоре пришло электричество, — Артур Янг в своих путевых заметках 1880-х годов назвал новый электрический телеграф «системой универсальной циркуляции сведений, с электрической чуткостью распространяющей в Англии малейшие вибрации чувств и опасений от одного края королевства до другого». Буквально все вокруг дышало первозданным хаосом.