Расцвет империи. От битвы при Ватерлоо до Бриллиантового юбилея королевы Виктории

Британский рейд, по всем признакам выглядевший как вторжение, не получил поддержки, а его осуждение со стороны мировой общественности лишь подчеркнуло, как это называли Артур Бэлфур и другие политики, «национальную изоляцию» Англии. После набега эта изоляция резко усилилась. Крюгер и Трансвааль стали героями дня, британцев бранили на все лады за недопустимое поведение, некомпетентность, слабость и особенно за попытку преступного заговора. Вполне вероятно, что Чемберлен и политики Уайтхолла все же поддерживали тесный контакт с Родсом и Бейтом. Во всяком случае, их повсеместно в этом изобличали.

Так выглядели предпосылки Второй Англо-бурской войны, продолжавшейся с 1899 по 1902 год. Кто-то был вполне готов к ней и рвался в бой. Ян Смэтс от имени буров заявил: «Наш народ, распространившийся по всей Южной Африке, должен получить крещение кровью и огнем, чтобы быть допущенным в круг великих народов мира». Изучив логистику набега Джеймсона, Крюгер понял, что его войско состояло в основном из добровольцев и плохо подходило для поставленной задачи. Он приступил к целенаправленному созданию в Трансваале полноценной армии. Оружие он закупал в Германии и других странах. Чемберлен сообщил Солсбери, что Трансвааль «имеет запас артиллерии, винтовок и всевозможных боеприпасов, которого хватило бы для оснащения европейской армии». Англичане скорее склонялись к примирению и назначили верховным комиссаром Южной Африки и губернатором Капской колонии Альфреда Милнера — фигуру более симпатичную, чем его предшественник. Впрочем, несмотря на это, он оставался английским империалистом и считал себя представителем высшей расы, которой самой судьбой предназначено править Южной Африкой.

Его убеждение подкрепила петиция 21 000 британских подданных, уитлендеров, просивших родину разобраться в запутанных делах Южной Африки. Милнер и Крюгер встретились в Блумфонтейне, чтобы попытаться уладить разногласия. Военный секретарь Милнера писал: «Конференция проходит довольно вяло… а между тем наши уитлендеры теряют терпение и вот-вот расстроят всю игру». Крюгер, суровый, как африканский бегемот, продолжал упорствовать. Милнер считал, что, приложив больше усилий, он все-таки сможет «довинтить» Крюгера. (По крайней мере, так это назвал Чемберлен. Возможно, в этот момент его мысли были заняты чем-то другим.) Английским военным в последнее время удалось добиться некоторых успехов. В начале сентября 1898 года Китченер уничтожил армию махдистов в Омдурмане, и через два дня британский и египетский флаги развевались над дворцом в Хартуме. Как минимум лично для Китченера это был шанс отомстить за смерть Гордона. За этой победой последовало успешное столкновение с французами в Фашоде: французы отплыли, чтобы избежать сражения. Все это воодушевляло военные власти, а затяжные переговоры между Крюгером и Милнером вызывали у них все больше нетерпения. Многие повторяли слова Сесила Родса, утверждавшего, что Крюгер «блефует, стоя перед жерлом пушки». Пишущие машинки английских журналистов раскалялись от все более горячих призывов к действию.

Развитию событий ненадолго помешала смерть Гладстона в 1898 году. Он вернулся в замок Хаварден, где принимал колониальных премьеров, приехавших в Англию на бриллиантовый юбилей королевы. В преклонном возрасте его заботило уже не столько самоуправление Ирландии, сколько засилье джингоизма, воцарившегося в прессе и мюзик-холлах и ставшего такой же частью улицы, как апельсиновые корки под ногами и праздничные флажки. По большому счету дела империи его никогда не интересовали. Он страдал невралгией тройничного нерва, вскоре перешедшей в рак. Он умер 19 мая 1898 года в возрасте 88 лет и — вполне в духе нового времени — был доставлен к месту погребения в Вестминстерском аббатстве поездом лондонской подземки. Некоторые считали его одним из последних препятствий на пути неуклонного прогресса государства, для других он был одним из последних памятников былого величия нации.