В этот период Палмерстон не отвечал за внешнюю политику, однако он решительно выступал против России и утверждал, что Британия в случае необходимости должна заключить союз с Турцией. Выбор стоял между двумя одинаково несимпатичными деспотами, но английская публика (по крайней мере, та ее часть, которая читала газеты) разделяла страх Палмерстона перед русскими. Абердин еще продолжал держаться среднего курса, когда русские выдвинулись из своего порта в Севастополе в Крыму и потопили турецкий флот в Синопской бухте на Черном море. Это окончательно определило направление британской и французской политики. Война против России могла дать французам шанс запоздало отомстить за судьбу Наполеона в 1812 году. Англичане руководствовались скорее инстинктом: то, что одна иностранная держава потопила на море флот другой иностранной державы, бросало вызов британскому морскому владычеству. 14 декабря Палмерстон покинул правительство, но через 10 дней вернулся в свой кабинет. Все это было очень загадочно, таинственно и, пожалуй, необъяснимо. Что им двигало: старая вражда против Рассела или несогласие с вялой военной политикой Абердина? Общественное мнение не любит вакуума. Именно в этом году впервые появился термин «прагматичная политика».
Вскоре распространился слух, что во внутренних кругах правительства существует пророссийский заговор. Кто же был, по выражению Morning Advertiser, «проводником русских желаний и пособником русских целей»? Подозрение вскоре пало на единственного иностранца, занимающего при дворе видное положение, — принца Альберта. Если судить по речи и обычаям, он действительно был «чужаком». Разве он не говорил с ярко выраженным акцентом? Некоторые даже шептались, что его посадили в Тауэр за измену. Распространение этих слухов привело королевскую чету в состояние нервного истощения. «Со вчерашнего дня мне ужасно тоскливо, — писал принц своему товарищу, — и сегодня мне пришлось весь день провести дома».
Ходили слухи, что русские давно готовятся к войне, и это стало еще более очевидным после событий в Синопской бухте. Британия потребовала, чтобы русские корабли покинули Черное море. В первые недели 1854 года возникло ощущение, что события набирают обороты. «У нас на руках, — сказал Николай I английскому послу в Санкт-Петербурге, — больной, тяжелобольной человек. И я скажу вам откровенно, будет большим несчастьем, если в ближайшие дни он покинет нас, особенно если прежде не будут сделаны все необходимые приготовления». Этим «больным человеком» были Турция и Османская империя. Зловещие слова царя идеально отражают атмосферу того периода — завуалированная угроза, намек на агрессию и смутно проступающий за ними холодок стали. Итак, русские, по-видимому, ждали этого момента. Лорд Шефтсбери сказал в палате лордов: «Это был давно разработанный гигантский замысел, возникший много лет назад и теперь подлежащий исполнению». Чем пафоснее риторика, тем охотнее в нее верят.
Палмерстон опасался, что Россия может оттеснить Турцию, Абердин скептически относился к пребыванию европейцев под властью турок. Кабинет министров разделился, и незадолго до того, как Англия вступила в войну, Дизраэли сказал в палате общин: «Хотел бы я знать, каких военных успехов собираются достичь люди, которые еще не определились с целью войны». В рядах английского верховного командования, не знавшего, когда и куда они отправляются, нарастало нетерпение. Когда начнутся бои?
Турки считали, что борются за выживание, в то время как русские стремились укрепить и защитить свою империю. Союзники Турции — Франция и Англия — сосредоточили внимание на Севастополе, откуда ранее вышел флот, потопивший турецкие корабли у Синопа. В середине сентября союзники высадились в Каламитском заливе, на западном берегу Крымского полуострова, и через несколько дней произошло первое сражение на берегах реки Альмы. В ожесточенной, яростной битве британской пехоте, в которой особенно отличились шотландские полки, удалось в конце концов разбить русских. Один из британских полковников сказал: «Нам придется повторить бой завтра на новом месте и, возможно, еще не раз сразиться, прежде чем мы достигнем порта Севастополь». Главнокомандующий британской армией лорд Раглан отправил министру иностранных дел депешу, в которой заявил: «Все наши опасения сосредоточены у последнего рубежа в Севастополе». Эта мысль не давала никому покоя.