Ратибор и темный волхв

С викингами же, отказавшимися признавать над собой правителем тёмного жреца, договорились, как с обычными наёмниками, просто-напросто купив их верность с потрохами, благо уж чем-чем, а золотишком Мельванес владел во вполне себе внушительных количествах и мог позволить приобрести ватагу данов в личное распоряжение без каких-либо проблем. Правда, отношения между русами и варягами стремительно испортились как раз из-за того, что первые оказались идейными, готовыми за краюшку хлеба стоять за нового владыку, наобещавшего им с три короба, в частности, вплоть до свержения Лучезара и намерения занять его место. Норманны же, как и все наёмники, признавали лишь тусклый блеск серебра да злата: «Мы с тобой хоть на край света, колдун, лишь плати, да желательно, пощедрее!» Потому и разлаялись между собой бывшие ещё недавно союзными две ватаги; Горибор прямо обвинил Анлафа, ярла варягов, в отсутствии какой бы то ни было чести и совести, последний же в ответ принялся открыто насмехаться над молодым сотником, за что мгновенно отхватил по мордасам. И закопали бы тут же русичи всех до одного северян в землицу сырую, ибо банально значительно превосходили последних количеством, кабы Мельванес не вмешался в начавшиеся распри, мрачно пообещав, что заберёт души всех тех, кто прольёт кровь между двумя оравами:

— Если бы вы нужны были мне дохлые, олухи тупоголовые, я бы сам вас всех удавил, как цыплят! Но мне треба ваши ноги, лапы да топоры, потому на первый раз прощаю, но ежели начнёте опять цапаться, то Сварога с Одином никто из вас не увидит, обещаю!

Угрозу Мельванеса восприняли более чем серьёзно и те и другие, ибо сомневаться в невероятных способностях тёмного мага не приходилось. Свидетельством силы да наглядным примером того, что будет, если перечить могущественному ведуну, служили… жители Твердоземья. Покрытые песком и пылью, давно начавшие прорастать сорняками да побегами зелёными, они много уж лет стояли в тех самых позах, в коих и застал местных сельчан гнев вспыльчивого шамана, превративший посмевших надерзить ему жалких человечков сначала в живых, а потом и в мёртвых истуканов. Замершие то тут, то там в самых нелепых позах местные работяги не вызывали абсолютно никакого желания перечить безжалостному колдуну, потому и наступил мир между русичами и варягами. Пусть и очень хлипкий.

— Кому там не по нраву, чем я занят, веди их ко мне сразу! Души лишними никогда не бывают. Понял меня?

— Понял…

— Как у тебя с варягами? — Мельванес бросил вопросительный взор на стоящего перед ним ратника. — Всё так же не общаетесь?

— Угу… Сквозь зубы если только… — Горибор опять презрительно сплюнул. — У них одни деньги на уме! Алчные, жадные твари! Зачем они нам, владыка? Предадут ведь в любой миг…

— Не предадут, покамест им платить щедро… А я северян вроде монетками жёлтыми не обделил… Пущай дохнут за металл презренный, коль за идею не судьба! В расход, если что, пустим северян первыми…

— Отлично! — сотник довольно потёр руки. — Не нравятся они мне…

— Сам не в восторге, но пока потерпим ихние наглые рожицы… — Мельванес почесал чуть ниже бедра давно уже зудящую правую ногу, после чего скривился недовольно и глянул на возвышающийся перед ним на уровне груди каменный алтарь, вырезанный из цельного куска зелёного базальта. Как ему удалось сотворить да перетащить в долину такую махину, Горибор предпочёл у тёмного мага не интересоваться. Тот же никогда об этом и не распространялся. Обратив свой взор на каменный жертвенник, оба, и волхв, и воин, молча взирали на распростёртое на базальтовом постаменте могучее тело, которое обволакивала лёгкая непонятная дымка. Голова хозяина сих останков оказалась сильно разбита: череп добро треснул в нескольких местах, как яичная скорлупа только что вылупившегося цыплёнка, а лицо было не узнать, настолько его смяло от могучих кулаков, раз за разом прилетавших в эту самодовольную физиономию, но опознать павшего воителя всё же возможность имелась, ибо белёсые кудри бойца-альбиноса, пусть и забрызганные кровью да мозгами, спутать с чьими-либо другими космами представлялось делом крайне сложным.