Ратибор. Прах и пепел

— Отворяй давай! — раскатисто рявкнул Ратибор караульным на северном входе, что в два десятка рож взялись торопливо сдвигать последнюю из трёх массивных, обитых кованым железом балок, служивших в качестве затвора огроменным пятиметровым воротам. Спустя непродолжительное время здоровенные створки с характерным скрипом принялись неспешно открываться, выпуская наружу могучего исполина практически в полном боевом обмундировании. Помимо короткой кольчужной рубахи по пояс, громадный витязь не поленился напялить ещё и обшитый изнутри заячьим мехом шлем, которым зачастую пренебрегал в большинстве сражений. Но сейчас был особый случай: Ратибор хорошо понимал, что на кону. Несмотря на это, кольчужные капюшон, рукавицы и наколенники было решено не надевать: дюжий ратник пришёл к выводу, что в поединке они будут только мешать, сковывая да стесняя движения.

— Против тебя выйдет одиннадцать их лучших вояк, друже, — стоявший рядом Яромир хлопнул своего приятеля по плечу, — так что давай без шапкозакидательских настроений!

— Да, рыжий, — поддакнул ему маячивший недалече Светозар, всё это время помогавший готовиться Мирграду к обороне да так и влившийся в войско Святослава на время осады. — Просто урой их всех, как ты умеешь!..

Мирослав не сказал ничего, лишь выразительно зыркнув товарищу в глаза и пожав руку. Зато подбежавший, запыхавшийся Емельян принялся было ободряюще горлопанить за двоих, на что Ратибор привычно велел ему заткнуться, а сам потопал вразвалочку на выход. В лапах он сжимал верную старушку секиру. Жизнь в Мирграде замерла; все, кто мог, высыпали на парапет. Ну а кому места на крепостной стене не хватило, столпились в северной части града и навострили уши, жадно ловя хоть какой-то шепоток, извещающий о том, как проходит сеча. В обычной ситуации исход у подобного поединка был бы ясен заранее, ибо одиннадцать воинов против одного, пусть и по очереди, это заурядное убийство: банально на третьем-четвёртом бойце выдохнется практически любой витязь, после чего его можно брать голыми руками. При условии, конечно, ежели и первых одолеет, ведь напротив вросли в землю у вражин лучшие из лучших. Но Ратибор был не любой; это знали все в Мирграде. Князь поставил на его победу свою жизнь, головы родных и сдачу города, коли не сдюжит «рыжий медведь». И подавляющему большинству мирградцев подобная рискованная ставка не казалась чем-то безумным: «Наш могучий великан справится… Должен!» — тихонько, боясь спугнуть удачу и накаркать, курлыкали между собой как ратники, так и остальной честной люд, замерший в томительном ожидании.

Тем временем Ратибор вышел наружу; шагах в ста по прямой на широкой дороге, ведущей в Мирград, его уже ждал первый боец. Крупного, даже тучного телосложения, облачённый с макушки до пят в сверкающие позолоченные, надраенные до зеркального блеска латы, ослямбский воитель, бывший совершенно явно каким-то богатым вельможей, представлял собой разительный контраст с неспешно бредущим ему навстречу рыжеволосым берсерком, одетым в простое, стандартное для русичей, ничем не выделявшееся обмундирование. Ратибор не переносил вычурной, крикливой роскоши, выставляемой напоказ. Разодетый же как на парад пришлый боярин совершенно точно придерживался диаметрально противоположных вкусов; снисходительно смерив взглядом приближающегося витязя, он пренебрежительно ткнул в сторону руса широким двуручным мечом со вставленными в рукоять драгоценными каменьями, громогласно возопив на всю округу:

— Сейчас я, великий Атмаджак, сниму тыкву с плеч этому неотёсанному варвару и возьму данный град тёпленьким! — напыщенному осу явно хотелось снискать славы на поле боя. Тем более он знал, что всё ослямбское воинство сейчас внимательно наблюдает за предстоящей схваткой, во главе с самим императором Эдизом.

Грозно издав нечто вроде брачного рёва гиппопотама, Атмаджак сорвался с места и бросился на нахального русича, презрительно сплюнувшего в ответ на такое приветствие своего первого противника. Шалмах подлетел к Ратибору и размашисто, наискось взмахнул палашом, вложив всю силу, что у него имелась, в этот удар. «Напротив здоровенный, а значит, неуклюжий, медлительный дикарь! Увернуться не выйдет! Я его пополам развалю, как тушу доброго кабана, на которой я давеча тренировался! Главное, всадить первым свой клинок!» — стоит ли говорить, что мысленное сравнение поросячьей тушки с дюжим ратником стало фатальной, последней ошибкой в жизни заносчивого вельможи. Со скоростью дикой рыси присев на корточки под просвистевшим над ним мечом, Ратибор, как сжатая пружина, мигом выпрямился, одновременно нанося снизу вверх страшный удар в ряху неприятелю. С характерным хрустом шлем соперника взмыл высоко ввысь. А вместе с ним и бо́льшая часть черепа его хозяина, добро окропляя округу кровушкой. Тело Атмаджака, видно, так и не успев понять, куда делась с плеч голова, постояло по инерции ещё пару мгновений в недоумении, после чего, наконец, грузно шлёпнулось на спину, переливисто зазвенев заляпанными мозгами доспехами.